— Валить, валить и еще раз валить хлеб — в этом наше спасение, — безапелляционно заявил он.
— А помнишь, как у тебя в хозяйстве было? — остановил я его.
Он помнил. Помнил, как говорил, что агроном сам на поле должен все решать, поскольку он, агроном, — главный ответчик за свою землю.
Он все помнил, и было грустно видеть, как изменила в прошлом неплохого агронома эта административная стезя.
…Вот и Красуского «сваты» одолели. В научно-исследовательском институте ему предложили должность замдиректора по земледелию. И другие должности намечались, не менее заметные, но агроном решения не изменил.
Как-то приехал в совхоз первый секретарь Свердловского обкома КПСС Борис Николаевич Ельцин. Смотрел, расспрашивал о делах, а когда Юрий завел его на одно поле, где шумел могучий хлеб, секретарь в раздумье сказал:
— Да, от такого поля разве можно уйти?!
Красускому всегда везло на хороших и умных людей. Наверное, потому что он сам искал всю жизнь таких людей. Чтобы понять до конца систему программирования урожаев, он поехал в Москву, к академику Шатилову. Не хватало знаний по приборам для обследования почвы — и вот он уже опять в Москве, снова беседует с учеными.
Однажды мне представился случай поехать с Юрием Георгиевичем в Горький, на совещание земледельцев Уральской и Волго-Вятской зон. Знаю точно: главной целью его было — увидеть селекционера Нину Андреевну Родину из Кирова. Дело в том, что ячмень Луч — новый сорт, выведенный Н. Родиной, хорошо проявил себя на бородулинских полях.
Встретившись с Родиной, Юрий сразу перешел к делу:
— Нина Андреевна, очень благодарен вам за Луч. Над чем вы сейчас работаете? Какие новые сорта есть?
— Да вот, — ответила она, — скоро сдам в производственные испытания новый сорт ячменя Викинг.
Тут Юрий не удержался:
— Нельзя ли попросить немного?
Родина удивилась:
— Производственных испытаний же еще не было. Как он себя там покажет?
— Да мне чуть-чуть, с мешок хотя бы.
— Ну, и настырные вы, уральцы, — искренне рассмеялась Родина. — Так уж и быть, приезжайте.
Минул еще один год— 1979-й. Снова — уже в который раз! — бородулинцы получили на своих полях самый высокий в области урожай: 40,6 центнера с каждого гектара. Уборка прошла нормально, без срывов, как и рассчитывали в совхозе. План продажи зерна государству хозяйство, естественно, перевыполнило. А вот ячмень Викинг себя, увы, не показал на бородулинских землях. Что ж, бывает и так…
Красуский собрал данные с опытного поля. Их получилось столько, что можно считать целую вечность. Одному бы никогда не успеть. Но тут вышел «неожиданный интерес», как выразился Юрий Георгиевич. Впрочем, настолько ли уж неожиданный?
Опытным полем Красуского, его данными заинтересовались на этот раз математики. Они решили все данные, полученные Красуским в течение нескольких лет, «обсчитать» на электронных вычислительных машинах. В общем, появилась совершенно реальная возможность вывести формулу поля, формулу получения урожая для любых погодных условий, для любого состава почвы. Перспективы захватывающие! Юрий сейчас начал заново учиться математике, азам обращения с ЭВМ. Иначе нельзя: пока что математики толком не понимают агронома, а он не понимает математиков. А без понимания не двинешься дальше.
Когда Красуский сообщил мне последние новости, я подумал: насколько сложно стало работать земледельцу, сколько ему нужно знать и уметь, чтобы понять простую истину — познание земли бесконечно!
Борис Ефремов
ТРУБАЧ ЗАБЫЛ СЫГРАТЬ ОТБОЙ…
Немало пожил Лушников на отчей земле, а такого видеть не доводилось. За недолгую апрельскую ночь река Ница вышла из берегов и расширила свои пределы на добрую сотню метров. Неудержимо несла она воды, как бы утверждая власть над низиной, отступавшей сажень за саженью к Ивановке, к яру… Половина луговины была уже под Ницей…
— Давай-ка, браток, заводи ишачка, — сказал Лушников шоферу, открывая дверцу «газика», и, дождавшись, когда ровной дробью застучал мотор, добавил: — На горох давай.
На горох — значило на дальнее гороховое поле, лежавшее на возвышенности, в верховьях реки. Знал об этом шофер; знал и о том, что не затеять нынче разговора с управляющим. Поудобнее устроившись на сиденье, хватко взявшись за поручень, молчком будет ехать Лушников до самого поля, время от времени потирая рукой шрам на щеке; может быть, раз или два за дорогу, когда тряхнет на колдобине, скажет: «Пожара нет, не спеши, береги ишачка». Знал об этом шофер, поскольку видел сосредоточенно наморщенный лоб управляющего — думал о чем-то Лушников.