Поспать этой ночью управляющему и часу не удалось, лезли в голову беспокойные мысли, раза три принимался курить и только забылся — затарахтел будильник. Может быть, от бессонницы никак не мог раствориться в памяти вчерашний разговор с Карасевым. Лушников попросил его остаться после собрания, и они сидели по обе стороны стола, напротив друг друга.
— Ну, браток, догадываешься, зачем мы тут сидим?
— Хошь не хошь — докумекаешь, — произнес тракторист, отводя взгляд от лушниковских, с хитринкой, глаз.
— Надо тебе, Петрович, по рассвету со стальным конем у переправы быть.
Карасев, не глядя на управляющего, упорно помалкивал. Медленно тянулось время. И вдруг тракторист заговорил по-непривычному напористо:
— Что ж такое выходит? Летом, промеж дождей, луговину косить — Карасев. Понадобилось осенью комбайны таскать по грязи — Карасев. И сейчас, значит, опять я? Ты уж меня уволь на сей раз, Федор Николаевич. Хватит. Есть трактористы помоложе…
— Помоложе-то трактористы есть. Так ведь, учти, помоложе! Я тебя на покос летом почему послал? Потому что знал: лучше тебя никто не скосит, у тебя опыт, какого ни у кого нет.
— «Опыт, опыт», — несколько утихомириваясь, пробурчал Карасев. — Что же мне теперь из-за этого опыта больше всех надо?
— Выходит, браток, что так. У тебя мастерство — тебе и дорогу прокладывать. Это же важно, Петрович, какая дорога будет проложена — кривая или прямая, по которой остальным легче идти.
— Дорога, говоришь… Может, оно и так… Только этим самым прокладчиком я в последний раз. Договоримся давай — в последний.
— Не буду обещать. Сам понимаешь, не могу я тебе обещания такого дать…
Лушников улыбнулся, потому что знал — прибудет сегодня Александр Петрович Карасев на берег Ницы, раз дал слово — значит, обязательно прибудет. За напарника управляющий отделением тоже не беспокоился. Напарником Карасева был сын Лушникова — Валерий, только что пришедший из армии, и, понятное дело, руки у него чесались по крестьянской работе — чуть свет, еще и будильник не собирался звенеть, поднялся Валерий с постели, по-солдатски расторопно оделся, заправил кровать и ушел в гараж, не заметив понимающей улыбки отца.
…Затопив прибрежные низины, Ница поуспокоилась. Она еще закручивала на быстрине воронки, еще несла с верховий желтые щепки, доски и ветвистые обрубки деревьев, еще клонила течением затопленные кусты тальника, но не было в ней той первоначальной силы — Ница несла мутные воды как бы по инерции, уже не находя возможности для дальнейшего наступления.
Но приметил это Лушников после. Поначалу же, выйдя к переправе, к немалому своему удивлению, он заметил группу пацанов, которые в ожидании чего-то переговаривались меж собой. «Чего это они?» — подумал управляющий, и тут же пришла догадка: так посмотреть же пришли, ребячье это дело — любопытствовать. Может быть, на этом же самом месте и ты стоял в то вешнее утро, Федор Лушников, стоял в кругу дружков, следя за звонким топором однофамильца…
Первым подогнал к Нице гусеничную машину со сцепкой сеялок Карасев; как бы все еще продолжая сердиться на управляющего, он спрыгнул с подножки на землю, буркнул что-то под нос вместо приветствия и пошел вдоль берега, высматривая, где поглубже.
И тут же Лушников услышал приближавшийся рокот еще одной машины.
Валерий, сосредоточенно сидевший за рычагами, старательно поставил свой трактор бок о бок с карасевским, пробасил:
— Где паром-то? Запаздывает?
— Ты, прежде чем спрашивать, на часы бы взглянул, — сказал Федор Николаевич. — Договаривались на шесть, а шести нету пока.
Тем временем подъехал на мотоцикле главный агроном колхоза — видимо, узнал о лушниковской задумке.
— Значит, штурмом решили брать?
— Штурмом. Или мы не солдаты и штурмовать разучились?
— Я вот подумал, может, с денек-то переждать? — вопросительно глянул главный. — Кажется мне, вода на убыль должна пойти… А тут, как ни говори, с риском связано.
Выждав, когда агроном выскажется до конца, Лушников ответил:
— Нет, надо начинать сегодня. За день земля пересохнет. Другое дело, если бы прошел дождь — можно было бы еще пару дней переждать. Но дождя-то нет… Сам видишь, как солнце палит…
Главный агроном ничего не сказал на возражение Лушникова. За годы совместной работы он убедился в богатейшем опыте Федора Николаевича, в умении наладить дело, в безошибочности его решений — словом, привык надеяться на управляющего отделением колхоза «Урал», будто на самого себя, и на этот раз в душе тоже согласился с ним. Невозможно было не согласиться, — ведь Лушников вырос на этой земле, знает ее, как свои пять пальцев.