7
Близится полночь. Погасли огни. Старый дом спит. Тихо все кругом. Не спят лишь двое, и чем ближе полночь, тем неспокойнее у них на душе. Они прислушиваются к малейшему шороху в доме, во дворе. Чу! Где-то скребется мышь, кто-то сонно вздыхает, шуршат по стеклу снежные хлопья — все улавливает их обостренный слух и настороженное внимание.
Когда часы пробили двенадцать раз, Алексис Зандав поднялся с нар, сел и зажег спичку. Старый Ян храпел вовсю.
Погасив спичку, Зандав, в темноте ощупывая стену, добрался до двери. Он еще с вечера проверил дверную ручку и знал, что она пронзительно визжит лишь в том случае, если ее нажимать постепенно, при резком повороте она только потихоньку скрипнет. Поэтому он, не мешкая, решительно открыл дверь, плотно прикрыв ее за собой, быстро отпустил ручку. Чтобы в темноте не наткнуться на что-нибудь, Зандав чиркнул спичку и при ее свете дошел до синей двери. Спичка погасла. Зандав остановился выжидая. Немного спустя глаза привыкли к темноте, и он начал различать очертания окружающих предметов, освещенных слабым отблеском, падавшим сквозь кухонное окно. Но Алексиса интересовали только звуки. Даже еле уловимый шорох, который произвели пальцы, нащупывавшие с той стороны дверную ручку, мгновенно достиг его слуха, и сердце учащенно забилось. Она идет… она… все прекрасно.
Открылась дверь. Навстречу Зандаву протянулась рука, он взял ее и прижал к груди.
— Тише, — прошептала Аустра. — Здесь нельзя. Вдруг кто-нибудь вздумает пойти напиться. Пойдем ко мне. Осторожно, здесь порог.
Отпустив руку Аустры, он последовал за ней. Закрылась дверь, вот она опять здесь, рядом, и слышится ее уверенный шепот:
— Здесь никто не услышит, стены плотные, все спят. Надо только следить, когда выйдут в кухню.
На их лица падал слабый сумеречный свет из окна.
— Ты такая славная… — зашептал Зандав. — А ведь я сомневался, захочешь ли ты даже разговаривать со мной.
— А я думала, что ты заснул и не придешь, — ответила Аустра.
— Разве тебе это было бы приятнее?
Ее пальцы нащупали его лицо и мягко ударили по губам.
— Не говори глупости.
Тогда он, не сдерживаясь, обнял Аустру и привлек к себе.
— Знаешь что?
— Ну?
— Я тебя поцелую.
— Это мы еще посмотрим, — прозвучал ее насмешливый шепот.
Но когда он привел в исполнение свою угрозу, те самые губы, которые только что насмехались над ним, смело ответили на его поцелуи, а пальцы, недавно ударявшие Зандава по губам, ласково заскользили по его волосам. Она произнесла лишь одно слово: «Милый…», но Зандаву показалось, что силы оставляют его, и он, словно маленький ребенок, нуждается лишь в материнской ласке. Зарывшись лицом в волосы Аустры, он замер. Наконец она освободилась и, взяв Зандава за руку, повела его к дивану.
— Посидим немного.
— Если ты позволишь…
Комната была небольшая. Слева от окна — кровать, дальше, у стены, шкаф. У самого окна стоял маленький столик с зеркалом и еловыми ветками в кружке с водой, а направо, под двумя увеличенными портретами родителей Аустры, помещался диван. Они сели на него.
— Вот мы и у тебя, — сказал Зандав.
— И никто об этом не знает, — проговорила Аустра.
— А если бы узнали, что тогда?
— Какое это имеет значение? Никому нет никакого дела.
— Даже отцу?
— Он не интересуется моими делами.
— А другие?
— Ну, это мне безразлично.
— А что тебе не безразлично?
Приникнув к самому уху Зандава, она шепнула:
— То, о чем ты думаешь.
За окном покачивались ветви яблони; еле слышно, словно робко приветствуя, шуршал об оконное стекло снег. Из кухни доносилось пение сверчка. Зандав держал руки Аустры, она перебирала его пальцы, и в каждом ее движении чувствовалась мягкая сила женщины, но она могла в любой момент стать и другой.
— Так как же теперь будет? — заговорил Зандав.
— Это ты сам должен знать, — ответила Аустра. — Ты обещал говорить. Я думаю, ты для этого сегодня и пришел.
— Ты не ошиблась. Про себя я знаю, но мне не совсем ясно, что думаешь обо мне ты.
— В самом деле? Однажды ты сказал, что в подобных случаях слова излишни.
— Помнится, что я действительно говорил что-то в этом роде, — согласился он.
— И неужели ты думаешь, я сидела бы здесь, если бы у меня… ну, словом, ты великолепно все сам понимаешь…
— Понимаю, — согласился Зандав. — Но я боялся ошибиться.
— Ошибиться? В чем?
— Видишь ли… Только не обижайся, если это прозвучит грубо. Мы так мало говорили друг с другом. Ты знала, что нравишься мне, я заметил, что тоже тебе не безразличен. Но ведь я здесь чужой, сегодня пришел, завтра ушел. Мало ли девушек — искательниц приключений? Полюбезничают немного, а там чужак уйдет, и все шито-крыто. С местными парнями так не поступишь, они остаются здесь, и от них трудно отделаться. Да они могут и проболтаться из хвастовства или из мести. Вот что я думал.