Огонь еще не был зажжен. Аустра принесла лампу, достала спички, но Лаурис сказал:
— Не лучше ли посумерничать? Если, конечно, вам не нужно что-нибудь делать.
— Нет, я только подумала, что темно. При свете ведь приятнее беседовать.
— Иногда бывает наоборот.
Огонь так и не зажгли. Лаурис присел на лежанку, Аустра подложила в плиту дров и вернулась в комнату, оставив кухонную дверь открытой. Лаурис смотрел на нее и думал, что времени остается мало. Сказать сейчас или ждать еще неизвестно сколько? В сгустившихся сумерках они видели лишь глаза друг друга. Лица и выражение их лишь угадывались. Опасаясь, что затянувшееся молчание может лишить его смелости, Лаурис начал:
— Мы давно не беседовали наедине.
Погрузившаяся в раздумье Аустра кивнула головой.
— Кажется, что это так.
— Может быть, вам неприятно, что я… напоминаю об этом?
— Нет, почему? — она пошевелилась и взглянула на Лауриса. — С вами я могу говорить даже откровеннее, чем с кем-либо другим. Да и вы сами не такой, как остальные.
— В каком смысле? — Затаив дыхание он ожидал ответа.
— Вы умеете видеть то, чего не видят другие.
— Вероятно, это потому, что я смотрю, наблюдаю и хочу видеть. А знаете ли вы, что я увидел?
— Ну?
— Боюсь, что вам будет неприятно услышать это.
— Не знаю. Если вы заметили, что я поступаю или думаю о чем-нибудь плохо, говорите смело. Я не обижусь.
— Совсем наоборот. Вы лучше, чем многие другие. Вас нельзя ни в чем упрекнуть. Но здесь вам не место — вот в чем заключается несправедливость. Мне временами кажется, что я тоже нахожусь не на своем месте, и тогда становится очень трудно жить. До такой степени трудно, как мне еще никогда не было за последнее время.
— И вы знаете, почему это?
— Знаю. До этого я ни к чему определенному не стремился, ни о чем не тосковал и поэтому не испытывал горечи отказа от заветного. Теперь я знаю, чего мне не хватает, знаю и то, что никогда мне этого не достичь.
— Вы, вероятно, тоскуете о чем-то большом, значительном?
— Для меня это все, — голос Лауриса дрогнул, и он продолжал шепотом: — Это женщина, удивительная, ни с кем не сравнимая и бесконечно далекая. Я полюбил ее с первого взгляда и теперь уже не смогу никогда забыть.
— Но ведь вы ее почти ежедневно видите, — удивленно заметила Аустра, думая о Рудите.
— Да, почти ежедневно.
— И она так хорошо к вам относится, как только можно мечтать. Разве Рудите…
— Это не Рудите. Если бы разговор шел о ней, мне не о чем было горевать. Это другая. Ради нее я забыл Рудите и сделался самым жалким в мире человеком. С тех пор как я ее увидел, в моей жизни не было ни одного радостного дня. Только боль и огонь, огонь и боль. Вначале я думал, что больно только мне, а потом я понял, что несчастлива и она. Она стала женой моего лучшего друга, и мне пришлось танцевать на их свадьбе. Я старался забыть ее, обманывал себя, искал счастья в другом месте, но все бесполезно. Наконец она явилась сюда, и ее близость сожгла мой разум, совесть, силу терпения, и я… рассказал ей все. Теперь она знает. Вы… понимаете, кого я имею в виду?
— Понимаю… — после продолжительного молчания послышался испуганный шепот.
— Можете ли вы мне простить, что я вам это рассказал? Или, может быть, презираете меня?
Аустра молчала. Лаурис поднялся, собираясь уйти:
— Простите. Я полгода молчал. Сумею молчать и впредь и никогда вас больше не потревожу. Если можно, постарайтесь забыть этот разговор. Но если в вашей жизни встретятся трудности и потребуется помощь, знайте, что у вас есть друг, готовый для вас на все. А теперь мне лучше уйти.
Аустра ничего ему не ответила. Тихо прикрыв дверь, Лаурис направился к взморью и в смятении долго ходил по берегу, прислушиваясь к реву волн. Не лучше ли ему теперь, после этого объяснения, уехать куда-нибудь далеко и не возвращаться?
Но ведь она промолчала… не сказала «нет»! Значит, еще осталась надежда…
«Нет, никуда я не поеду, только буду избегать с ней встреч, пока меня не простят, или же… или же…»
Ему хотелось верить в чудо.
6
Вернувшись из магазина, Рудите нашла Аустру сидящей в темноте. Огонь в плите погас, и ужин перестал вариться.
— Алексиса еще нет? — спросила она, лишь бы заговорить. Странное оцепенение Аустры встревожило ее.
— Нет еще… — рассеянно ответила Аустра.
— Лаурис здесь не был? — продолжала Рудите, отыскивая спички.
— Был и ушел.
Рудите зажгла лампу, и в комнате стало светло. Аустра выглядела бледной, взволнованной, свет ослепил ее. Отвернувшись от света, она не могла ни на чем остановить взгляда — он блуждал с одного предмета на другой.