— Чему быть, того не миновать… — утешали Байбу соседки. — Пока ничего не известно, надо надеяться, что все обойдется благополучно.
Люди вспоминали давние события, когда сильный шторм выбросил рыбаков на противоположный берег залива, на эстонские острова и люди возвратились домой лишь через неделю.
— Может быть, и они сидят где-нибудь в укромном месте, только не могут сообщить о себе.
Не в первый и не в последний раз терялись люди в море. Это так же неизбежно, как град или заморозки на полях хлеборобов. Поплачешь, пожмешь плечами: «Что тут делать…» — и продолжаешь жить, надеясь, что теперь на некоторое время обеспечен покой.
Как-то после полудня, когда артель Берната Тимрота подходила к берегу с первым уловом, в доме Зандава сидели три женщины и слушали сообщения по радио. Против обыкновения Байба была молчалива, как мышь. Рудите не спускала глаз с репродуктора, точно она надеялась не только услышать, но и увидеть желанное, лишь одна Аустра казалась спокойной и равнодушной. Но и под ней скрипнул стул, когда послышался голос диктора. «Только что получена радиограмма с норвежского парохода „Nurd“, находящегося на пути в Ригу. В семь часов утра судовая команда заметила в море световые сигналы. Изменив курс, пароход нашел на льдине трех охотников за тюленями — двух взрослых и мальчика, угнанных ветром в открытое море. Четвертый охотник найден замерзшим. Норвежские моряки взяли на борт измученных до смерти людей, и „Nurd“ продолжает путь в Рижский порт, куда он должен вскоре прибыть. Насколько можно судить по сообщению, это те самые четыре рыбака из поселка Песчаного, об исчезновении которых мы сообщали несколько дней назад».
— Слава богу, — вздохнула с облегчением Байба и расплакалась. — Это они.
— Но один… замерз… — тихо прошептала Рудите.
Аустра опустила глаза, губы ее чуть заметно шевельнулись.
«Не бойся его возвращения».
— Да, но ведь он не сказал, кто из них замерз! — почти радостно воскликнула Байба. — Я думаю, что это не Дейнис. Он был тепло одет.
— Все были одеты тепло, — сказала Аустра.
— Но Дейнис надел фланелевую рубашку и две пары носков, — спорила Байба. — Он всегда заботится о своем здоровье.
Но тут она опомнилась, что говорить так очень эгоистично. Ведь кто-то из них умер, и если это не Дейнис, значит Алексис или Лаурис.
— Ну, конечно, еще ведь неизвестно, — смущенно пробормотала Байба. — Вот вернутся, тогда узнаем. Ну, мне пора домой. Надо затопить печь и сказать Тимротам, чтобы истопили баню. После такой передряги следует хорошенько прогреться. Дейнис любит попариться.
Когда Байба ушла, Рудите заговорила глухим голосом:
— Кто? Как страшна неизвестность.
— Да, это ужасно… — прошептала Аустра.
Рудите с волнением взглянула на нее.
— Может быть, это не из наших. Они оба крепкие, здоровые… Лаурис и Алексис… Ну, а если все-таки?.. Кто его знает.
Она представила, что в худшем случае мог погибнуть только один из дорогих ей людей, второй вернется — Лаурис или Алексис. И не могла решить, кого ей тяжелее потерять, оба были одинаково дороги, за обоих болела душа. Рудите тихо заплакала.
На этот раз Аустра не стала ее успокаивать. Будто не заметив всхлипываний Рудите, она встала и ушла в свою комнату. Теперь, когда не надо было сдерживаться, она сделалась слабой и беспомощной, ее преследовали кошмарные видения, отчаяние и страх захватили ее. «Все-таки случилось самое ужасное. Алексис тот, кто не вернется. О Лаури, Лаури, зачем ты это сделал? Неужели ты не понимаешь, что теперь я потеряла и тебя и у меня никого не осталось? Как ты мог так неверно понять меня…»
Все остальные на что-то надеялись — они не знали ничего. Она одна понимала все, и ее мозг жгла мысль: «Виновата ты. И ты должна искупить свою вину».
3
Луна светила прямо в окно. Озаренные луной дома поселка блестели свинцово-серым светом; слева от дороги по берегу реки белели стволы берез, и их синеватые тени ложились на заснеженные пески. Со стороны сосняка показались три темные фигуры. Дойдя до скрещения дорог, они постояли немного, затем свернули направо и медленно направились к дому Дейниса Бумбуля.