Он, не договорив, махнул рукой, словно для тех, некоторых, был у него свой разговор.
— Да это понятно, — Егор пожал плечами. Потом, позже он подумает о дальнейшем образовании, сейчас же его ждали Георгиныч с Сашей Анищенко и долгие часы дежурств.
— В свое время — ты уж и не застал, — каждый старт пассажирского со Свободного или Канаверала собирал толпу журналистов, каждое возвращение — дождь наград. За рядовыми космонавтами девчонки в очередь выстраивались, что ты — выгодная партия… Теперь не то, конечно, — Рязанцев снова усмехнулся. За окошком между тем потянулась длинная вереница ангаров с подъездными путями, забитыми вагонами, автодороги с фурами, — начались предместья Свободного.
— Как ты себя чувствуешь — волнуешься? — спросил Егора Владимир Анатольевич.
— Да не особо, в общем, — снова пожал плечами Егор.
— А, притерся.
— Да есть такое… Я вот иногда думаю, — расхрабрился Егор, — рутина меня затянула.
— Ого, — Рязан улыбнулся. — И в чем же рутина?
— Ну, как-то… Гражданские грузы перевозить — это не рейды «Победоносца» там… Племяш у меня все думал, что брат его космодесантник, так пришлось его разочаровывать.
— Вон оно что… Да, нас с вояками не сравнить. У тех и служба опасная и форма красивая. Я тебе, Егорка, вот что скажу: профессия твоя не менее почётна, — черты лица Рязанцева заострились, он поджал губы и прищурившись, продолжал, тщательно подбирая каждое слово, будто выступал перед Ученым советом, а не праздный разговор вёл. — Вояки, конечно, делают большое дело, но говоря прямо — на то они и вояки, чтобы только воевать, понимаешь? А вот то, что ты сейчас видишь вокруг, то как ты живешь — не о том думаешь, как кусок хлеба найти на пропитание, а о том, как работу справить, — заслуга гражданского Космофлота. Наша страна стала мировым лидером во всём — в научной сфере, в торговле и производстве, — только после того, как по инициативе России было форсировано исследование космоса в XXI веке.
Рязанцев внимательно посмотрел на Егора, повёл головой и продолжил, медленно, со значением выговаривая каждое слово:
— А в то время стране приходилось несладко. Историю помнишь?.. Нищее и бесправное население, разваленная промышленность, про космос и говорить нечего и если бы не форсированное освоение Приземелья, случилось бы с нами то же, что и с китайцами…
— Так космос тут причем?
— Сколько же мне тогда было… — Владимир Анатольевич посмотрел в окно, словно проносящийся мимо поезда пейзаж содержал в себе подсказку. — Да как тебе, наверное, может, побольше чуть.
Он покивал Веселову и продолжил, морща лоб от давних неприятных воспоминаний:
— Дядька у меня умер — царствие небесное, — Веселову показалось, что Рязанцев сейчас перекрестится, как это нередко делала его собственная бабушка, вспоминая покойных родственников, но тот только невесело усмехнулся. — Вот… Умер… Здоровый мужик был, служил в свое время в погранвойсках: от корейцев отбивался, ходил на Чанчунь еще, кажется…здоровущий, сильный, как медведь. А я приезжаю к ним как-то в Островной — он там с тетушкой жил — ну, как водится, поговорили, выпили… И вот веришь нет, а я чувствую, что жить ему незачем. Не то что не хочется, бывает так иногда, а вот именно незачем, цели нет в жизни. Я ему вроде сказать что-то пытаюсь, мол, надо то, это сделать — заинтересовать пытаюсь, понимаешь, Егорка?.. А он вяло так отмахивается: не надо ничего, бесполезно. И не стало его через полгода, а какой человек был… Как там у Лермонтова — богатыри, не вы… Читал?
— В школе проходили, — пробормотал Егор. Менторский тон старого учителя раздражал, но Веселов решил, что раз уж сам вывел разговор на эту тему, стоит немного потерпеть. Тем более, что до Свободного осталось немного.
— Ну, хоть в школе, — кивнул ему собеседник. — Я к чему это рассказываю тебе — кажется, один человек… что он? Так, букашка, только любая букашка живет по воле Божией, а не сама собой, и живет до тех пор, пока своё предназначение не исполнит. Причем это предназначение и букашка и человек осознавать должны и просить у Бога… не знаю, там… у Высших сил, у Космоса…Ты в Бога веришь?
Егор пожал плечами. В его каюте на липучке над рабочим монитором была укреплена икона пророка Ильи, покровителя космонавтов, которую баба Лена сунула ему в карман когда он еще зеленым студентом отправлялся в Свободный на практику; где-то в портмоне была заткнута молитва Святому Духу, — мама очень просила взять. Он тогда еще здорово удивился, ведь ма никогда ни в церковь не ходила, ни о Боге не разговаривала.