Пришлось зарабатывать себе на пропитание и вот тут Али приобрёл бесценный опыт, вкупе с образованием позволивший стать ему тем, кем он стал. Начало было нелёгким, ну так на то оно и начало: принц пас овец в горах Тель-Атлас; строил дома и портовые сооружения в прибрежном Тенесе; разок сходил с караваном через Сахару в Нигер и решил для себя, что Аллах с христианским Богом вместе прокляли к иблису это поганое место. Потом работал помощником кади и хотя проявил способности и рвение в должности, никакой перспективы в этой должности для Али не было — все перспективы были для местных. Искал воду с лозоходцами, работал кондуктором на местной железной дороге, крутил баранку такого же древнего грузовичка, как тот, привёзший его в Алжир.
Грузовичок привёз его в Тунис и тут сломался ко всем дэвам Сахары, отчего Али завяз в тунисском Тозёре неподалёку от солёного озера Эль-Джерид. Али проклял всё на свете, в очередной раз подумав про родителей, как они были правы, то да сё… Спустя какое-то время, поуспокоившись, он нашёл постоялый двор и, поскольку время было уже вечернее, позволил себе наесться-напиться, отложив решение проблем на следующий день, с тревогой, впрочем, наблюдая, как тают его невеликие капиталы. Ну не шли к нему деньги и хоть ты тресни!
Приятная тяжесть в желудке настроили нашего Али на благодушный лад; овеваемый вечерней прохладой, он лениво следил за игроками в калах, сидевшими прямо подле него на коврах с характерным для берберских ковроделов узором из рук Фатимы, крестов и восьмиугольников в красно-жёлто-белых цветах. Завтра придётся искать сервис — хотя какой тут сервис… местная деревенщина, которой чаще прочих приходилось копаться в той выставке раритетов, что сходила здесь за автопарк, а в машине — древней бензиновой ещё «Скании» полетел ремень ГРМ и скорее всего свихнулись «мозги», и в сервисе заломят цену — он же не местный… но это будет завтра.
Народу на дворе было немного. Закончился Рамадан, закончились многочисленные запреты и ограничения, с честью выдержанные правоверными мусульманами — ну, и Али тоже и скоро должен был начаться период многочисленных муссемов, местных праздников, когда можно было не волноваться о столе и крове и быть сытым просто передвигаясь из одного посёлка в другие. Многочисленные торговцы готовили товары к сезону, подтверждали прежние договорённости, налаживали новые, предвкушая большую торговлю и тогда постоялые дворы и гостиницы заполнятся множеством людей, начнётся шум и веселье… Пока же здесь собралось человек десять, не более: многочисленная и шумная компания — торговцы, а кто же? — расположилась в центре помещения и вокруг неё сбиваясь с ног носились обе дочки хозяина. Постояльцы громко нахваливали гостеприимство хозяина, восхищались красотой дочерей, вроде как в шутку спрашивали про калым, впрочем, не выходя за рамки приличий. Они возвращались из долгого и опасного странствия, удачно сторговали товар и теперь от души радовались жизни, заражая своей жизнерадостностью, заставляя верить, что и твой путь закончиться удачно — ведь Аллах милостив.
Другая компания не привлекала к себе столь много внимания: четыре человека расположились неподалёку от блаженствующего Али, мирно беседуя за зелёным марокканским чаем. На ковре лежала сложенная доска для игры в калах, но к ней никто не притрагивался, видимо, закончив игру, люди отдыхали, изредка улыбаясь шумным возгласам удалых купцов. Были они одеты в простые балахоны светлой ткани, обычные для местных крестьян головные уборы и мягкие туфли; шерстяные бурнусы с капюшонами были аккуратно сложены неподалёку, и вся эта неброская одежда совершенно не вязалась с обликом всех четверых — не получались из них крестьяне и хоть ты тресни…
Пожалуй, больше всех внимание привлекал здоровенный детина баскетбольного роста, разлёгшийся на подушках с грацией сытого льва; любой человек при одном только его виде почувствовал себя неуютно, потому как стоит только потревожить покой царя зверей… Впрочем, особой угрозы от детины не исходило, сейчас, разговаривая с соседом и поминутно кивая в сторону шумной компании, он улыбался и его улыбка выходила неожиданно обаятельной. Сосед его, столь же высокий, но скорее жилистый, чем мускулистый, не производил подобного эффекта и надо было достаточно долго наблюдать за ним, чтобы рассмотреть плавные, уверенные движения, характерные скорее для воина, чем для крестьянина или того же торговца. Третьим был крепкий как ствол оливкового дерева морщинистый старикан, явно старший в этой компании не только по возрасту, но и по положению, судя по тому, с каким вниманием относились к его скупым замечаниям спутники. На лице старика были видны традиционные для берберских племён шрамы в виде крестов, что по нынешним временам было редкостью. И наконец, четвёртым был самый натуральный толстяк, неопрятный и шумный, всем своим видом диссонирующий с остальными тремя, выглядевшими на фоне его настоящими рыцарями пустыни. К обычному наряду из грубой домотканой ткани толстяк зачем-то нацепил марокканскую куммию, каковой и цеплялся за все предметы интерьера: оружие мало иметь в собственности — даже носить его надо уметь.