Сизов смотрел её трижды, знал фильм практически наизусть, с лёгкостью мог пересказать сюжет, помнил многие ударные эпизоды в деталях, случалось, цитировал, и не сумел до конца уяснить, что такого особенно счастливого было в этой незамысловатой истории про красноармейца Сухова, блуждающего в прикаспийских песках.
Потому что статистически везение не зависело от того, посмотрит или не посмотрит кто-то конкретную киноленту, либо сохранит у себя или отдаст прямоугольный кусок пластика, либо трижды плюнет через левое плечо, завидев перебегающую дорогу чёрную кошку, или перешагнёт, не моргнув глазом…
Везение вообще не зависело от чего-то определённого, овеществлённого, вульгарно-материального. Везение было подобно русской рулетке; патрону, загнанному в гнездо револьверного барабана и капсулю, избежавшему сомнительного удовольствия испробовать на себе остроту стального наконечника бойка…
С замиранием сердца игроки крутят барабан и подносят ствол к виску, не представляя, что их ждёт в следующую секунду: может, жгучий всплеск радости, а может, фонтан крови, смешанный с раздробленной костью черепа и частицами мозга… Кислый запах сгоревшего пороха мешается с запахом пота и свежей смерти. Оставшиеся, стараясь не смотреть на распростёртый под ногами труп и отводя глаза от соседа, ждут, пока председательствующий перезарядит револьвер и по-новой запустит его по кругу… До следующего выстрела. Везение — это тонкий, пружинящий под тяжестью веса древесный ствол, перекинутый над бездонной пропастью, через который опасно переходить, опасно быть в пути, опасно оглянуться, опасно содрогнуться и на месте замереть. Везение — это мост, это переход и гибельный ход на нет. Так говорил Заратустра. Неприкаянное одиночество Ницше импонировало Геннадию Сизову.
…Дожидаться своей очереди приходилось на откидной скамейке, совсем как в спортзале, только вместо укреплённой на стойках планки для прыжков в высоту впереди маячил двойной турникет и стеклянная кабинка охранника посередине, отделяющие секцию оперативного контроля от технического тоннеля, ведущего к стартовым шахтам. СОК располагалась на минус первом уровне. Здесь работали метеорологи и энергетики, обслуживающие силовые линии насосных станций, занятых перекачкой ракетного топлива из подземных хранилищ в резервуары, танки и цистерны топливных заправщиков.
Операционный штаб энергетиков напоминал боевой мостик флагманского крейсера. Подковообразный пульт в центре, огромная ЖК-панель над вогнутым панорамным экраном, где вместо тактических схем развёртывания и передвижения отрядов, эскадр и отдельных кораблей флота отображался подробно расчерченный рисунок как самой энергетической подсети, питающей станции, так и её отдельных участков, критически важных для бесперебойной подачи электроэнергии к насосам. На головном экране они отрисовывались тревожно-красными квадратами и были под пристальным наблюдением помощников дежурного оператора.
Сам оператор восседал в центре главного пульта, его заместители — по краям, ассистенты заместителей — за пультами поменьше, и занимались они тем, что следили за поступающей с датчиков информацией.
Широкие мониторы перед ними были забиты столбцами быстро меняющихся цифр, разноцветными графиками, вертикальными прогрессбарами, горизонтально размеченными шкалами, таблицами и всевозможными счётчиками. Время от времени ассистенты жали на кнопки и тогда столбцы цифр, графики и прогрессбары дублировались на большом экране.
Судя по тому, что оператор в эти моменты оставался сидеть, не меняя позы, и его помощники не начинали лихорадочно стучать по клавишам встроенных в пульт клавиатур, такие включения были для них делом вполне обычным. Изредка заместители вставали со своих кресел, подходили к стойкам пневматической почты, забирали стопки накопившихся сообщений, ловко сортировали, отбрасывая малозначительные и не срочные, остальные относили оператору. Оператор читал принесённые листы: одни он оставлял у себя, другие передавал заместителям, последние распределяли почту между ассистентами.
Цифровая панель неустанно транслировала временные блоки: локальное планетарное время, стандартное земное время, зональное время, время часовых поясов, столичное время планет данного сектора Галактики, экваториальное время и бегущей строкой по низу панели локальное время всех обитаемых планет Внутреннего Кольца Колонизации.
Происходящее в операционном штабе живо напоминало Геннадию Сизову размеренную жизнь аквариума, где в подсвеченной люминесцентными лампами воде не спеша ведут бесконечный хоровод рыбёшки, ползают заторможенные улитки, едва заметно колышутся водоросли и бурливыми струйками всплывают шипучие пузырьки воздуха. Стальные жалюзи в штабе были убраны, но в любой момент их могли с треском опустить. Такое бывало, хотя и достаточно редко, в случае серьёзных нештатных ситуаций.
Метеорологи же, наоборот, избегали нарочитой публичности. Предпочитая тишину и уединённость, они тщательно зашторивали офис, однако часто забывали закрывать за собой двери. Вот и сейчас дверь была приоткрыта настолько, что Сизов отчётливо слышал как кто-то, негромко, но настойчиво запрашивал направление и скорость ветра в районе стартовой площадки № 3 стартового поля «Д».
— Капитан., — окликнул Сизова подошедший техник-смотритель. — Ваша очередь, сэр.
Сизов пошёл следом за смотрителем, предъявив бдительному охраннику карточку-ключ и разовые пропуск. Охранник с треском оторвал от пропуска корешок и замялся, раздумывая, как ему поступить: по справедливости, или по инструкции. Искоса взглянув на видеокамеру, направленную в его сторону, он вернул Сизову с пропуском ключ, подтянулся, взял под козырёк и пожелал удачного взлёта и мягкой посадки.
— Спасибо, лейтенант, — сказал Сизов, пряча карточку в нарукавный карман скафандра.
Техник-смотритель миновал пост раньше Сизова. Обслуживающий персонал проходил через турникеты беспрепятственно благодаря прикреплённым к воротникам курток и комбинезонов считывающим устройствам. Смотритель подогнал к будке охраны двухместную тележку на электрическом ходу. Сизов уселся справа от смотрителя, положив резервный баллон на колени.
Техник-смотритель отпустил педаль тормоза и тележка резво покатилась по тоннелю. Свернув в боковое ответвление, техник загнал тележку в грузовой лифт, перенёсший их на минус второй уровень, в сердцевину стартового ангара «Си-94». Ангар был огромен. По-настоящему огромен. Без всякого преувеличения. Колоссален.
Он был необъятен и заставлен в геометрическом порядке колоннами стартовых шахт, стволы которых были отлиты из сверхвязкого и жаропрочного бетона. Шахты опускались вниз на глубину минус четвёртого уровня, где производилось техническое обслуживание и текущий ремонт тягачей, и откуда осуществлялась установка на плиты шахтных подъёмников и подача к взлётным рубежам готовых к старту кораблей.
Непосредственно при взлёте тягача этот уровень наглухо перекрывался многотонными заслонками-отбойниками, управляемыми с минус третьего уровня.
Попетляв между колоннами, тележка остановилась у шахты «19/86». Сизов немного неуклюже соскочил на пол. Техник-смотритель надавил на газ и тележка, обрадованно засвистав электродвигателем, укатила назад к лифту. Линейные техники споро подогнали к шахте передвижной трап, за ними следовал важный техник-инспектор с кожаной папкой под мышкой.
Вместе они поднялись на площадку переходного тамбура. Техники, не останавливаясь, прошли дальше, Сизов и техник-инспектор остались снаружи. Инспектор обошёл вокруг Сизова, придирчиво оглядывая облачённого в скафандр пилота, попросил показать ему запасной баллон, проверил прочность крепления кислородной трубки к штуцерам, стравил воздух из впускного клапана, удостоверился в надлежащей затяжке ремней и шнуровки, хлопнул по плечу и сунул на подпись лист допуска к полёту.
Сизов, зажав ручку в кольчатой перчатке, старательно вывел под росписью техника-инспектора печатными буквами: «Удостоверяю. Шкипер Сизов. 04.32.15 ст/вр.».
Техник убрал трап и задраил входной люк. Сизов остался в рубке один. Он перевёл кресло в стартовое положение, снял блокировку с бортовой нейросети. Тотчас из-под кресла выскочили гибкие извивающиеся нейрошнуры, похожие на голодных, пёстрой расцветки, змей и впились-вцепились-воткнулись в нейрогнёзда скафандра, оплели и окутали Сизова овальным невесомым коконом.