И подобрался.
48
Петлял, петлял, будто был намерен ввести в заблуждение наблюдателей, изображал из себя дурака, увлечённого добычей шампиньонов, совал в раздутый уже пакет грибы помельче и покрепче, но подобрался.
Причём подобрался со стороны крепостной стены.
Подобрался и заробел. Залёг в траве, здесь она была погуще и повыше, и затих.
Слышал за стеной шумы, иногда крики, звуки автомобилей, возможно, там располагались серьёзные службы поместья и наверняка именно оттуда выезжали к Люку мусороуборочные машины и вытаскивали чёрные пакеты люди в фиолетовых комбинезонах.
Вспомнив о фиолетовых мужиках, Куропёлкин встал. Что валяться-то! Оглядел выступающую из травы вершину Люка. Горловину его. Она явно была изготовлена из железобетона. Внизу горловины в серой стене тянулись кругляшки чёрных вкраплений. Из своего оконца Куропёлкин как будто бы определил, куда нажимали пальцы мусорщиков. Выходило, что определил приблизительно. И теперь, пригибаясь, а иногда и почти ползком обследовал вход в Люк. В траве обнаружил подсказки. Ковбойский сапог со шпорой, стоптанным каблуком и оскаленной пастью (в таких сапогах являлся в ночной клуб заслуженный стриптизёр Поручик Звягельский). И рядом с сапогом — измято-намученный жизнью полуботинок фабрики «Скороход». Можно было предположить, что эти бедолаги выпали при разгрузке из яшиков мусороуборочных машин. Стало быть, надо будет искать место нажима пальцем левее. Но Куропёлкин всё оттягивал действие. «Ага! — вспомнил он. — Надо же вытащить пивные бутылки из-под шампиньонов…» Сразу же отругал себя, отважился, нажал. Не туда, снова не туда, и наконец угадал. Хрустальный купол Люка приподнялся, именно на полтора метра, и замер на полусогнутых металлических опорах.
Не раздумывая, Куропёлкин швырнул в Люк пивные бутылки. И будто бы услышал из глубин чей-то матерный крик. Люк возмущался. Куропёлкин позволил себе перегнуться через борт Люка и разглядеть, что и как там в колодце Люка. Солнце прямыми лучами помогало исследованию Куропёлкина. Колодец был раза в три пошире обычного городского канализационного, но и в нем имелись скобы для путешественника под землю и обратно. «А что, если попробовать?.. — мелькнуло в голове акробата. И тут же получило резолюцию: — Ни в коем случае!»
Надо было уходить. Но Куропёлкин продолжал стоять и глазеть вниз. Вспомнил о валявшихся в траве сапоге и башмаке. Человек аккуратный, он посчитал нужным отправить в колодец забытый фиолетовыми мужиками мусор.
49
И тут же услышал удивлённо-радостное:
— Ещё!
Швырнул и изделие фабрики «Скороход».
— Флотский, ещё! — раздалось уже не из глубин колодца, а будто бы из-под ног Куропёлкина.
— Больше ничего не имею, — растерянно произнёс Куропёлкин. — И извините. Я спешу.
Не уходить, а бежать надо было Куропёлкину. И быстрее.
— Флотский, а может, спуститесь к нам в гости?
— Нет, нет! — заторопился Куропёлкин. — Нет времени!
— Трусите? И не желаете удовлетворить своё острейшее любопытство?
— Не желаю, — решительно сказал Куропёлкин.
50
И остался стоять вблизи так и не закрытого им Люка. Он уже знал, что спустится в Люк. Руки зудели. Но посчитал, что надо немного повременить. Не хотелось, чтобы его спуск, хоть бы и недолгий, проходил в присутствии Голоса, назвавшего его флотским (или колодезного существа, вступавшего с ним, Куропёлкиным, в разговоры), и тем более при его участии. Кстати, не питалось ли это существо — Колодезник или дядя Люк — рваными башмаками? Башмаками — это ладно. А не проглатывало ли оно и не переваривало ли затем сбрасываемых в Люк Шахерезадов? А теперь оно оголодало из-за проколов в служебной деятельности дворецкого Трескучего, связь с Трескучим здесь очевидно угадывалась, и для этого Колодезника или дяди Люка, уставшего от пожирания башмаков, явление Куропёлкина вышло несомненным подарком. Пивные бутылки, надо полагать, организм Колодезника не принял. Другое дело, что заманить Куропёлкина спуститься в гости Голосу не удалось. Но вдруг он был способен вылезать за добычей из Люка?