— Хочешь об этом поговорить?! — язвительно отозвался Нери, сбрасывая с плеча сухую материнскую ладонь. Эмоции кипели в сосудах, голос срывался в крик. — Восемнадцать лет ты молчала, а сейчас пришло время читать нотации?! Так?!
Лариса обожгла сына умоляющим взглядом. Рыжие волосы паутиной прилипли к щекам. Слеза соскользнула с её ресниц и побежала к подбородку.
— Нери, ты… — процедила она сбивчиво, — ты не знаешь, как я надеялась уберечь тебя от падения…
Досада свинцовой пулей вошла в грудь, вылетев промеж лопаток, точно в том месте, где кожу испачкало «клеймо грязных». Оставив мать позади, Нери широкими шагами поспешил в прихожую. Орнамент обоев проносился мимо, смазывая цветы и завитки в нечёткие линии.
— Я знаю, что восемнадцать лет был для тебя пустым местом! — взревел он. — Я был лучшим во всём, я превосходил сам себя только ради того, чтобы заслужить хоть толику твоего внимания, но в ответ всегда получал фигу! А сейчас ты внезапно решила покаяться, думая, что это залатает все чёрные дыры?! Знай: одного слова, даже самого искреннего, недостаточно, чтобы обернуть время вспять! А чтобы раны прошлого залечить — тем более!
— Нери, — мать поспешила следом. Ладони её мелко дрожали. — Я долгое время работала на двух работах, чтобы ты и твоя сестра ни в чём не нуждались и были сыты. Я уставала, и мне было тяжело изображать образцовую мать.
— Изображать?! — Нери уже не сдерживал слёзы. Солёные потоки бежали по щекам и шее, затекая под воротник рубашки. — Любовь, доверие, сочувствие — это не подделывается! Это не требует сил! Пусть доказано, что эмоции — это только химия, но она нужна! Как железо, поступающее с пищей! Как кислород в воздухе, которым мы дышим! Как мои… таблетки…
Цвета вокруг стали яркими и насыщенными, контуры предметов смазались. Боль снова прострелила правую руку, подтверждая его слова. Нужно срочно записаться на приём к реаниматору территориальной службы и поговорить о повышении дозы высокоселективных иммуносупрессантов.
Нери спешно утрамбовывал ноги в ботинки. Голова отозвалась приступом тошнотворной боли, когда он наклонился, чтобы зашнуровать их. Квадраты половой плитки задрожали перед глазами. Пальцы запутались в узлах шнурков.
Как часто, глядя в пустые и отрешённые глаза матери, Нери хотелось закричать: «Я здесь! Я существую! Посмотри же на меня! Посмотри!» Но однажды до его сознания дошла простая истина: он не нужен ей. Это открытие не опустошило, не ошарашило, не сбило с пути. Оно просто сплело в тугой узел несколько логических нитей, о существовании которых он знал и ранее.
Оно просто стало неотъемлемым элементом реальности, как чашка кофе поутру. Как общая с сестрой комната, разделённая ширмой пополам…
Как аутоиммунная плечевая плексопатия.
Головокружение накрыло штормовым приливом. Нери распрямился и откинулся на стену: поле зрения превратилось в калейдоскоп, играющий мозаикой цветных осколков. Реальность стремительно отдалялась. Только бы удержать равновесие!
— Не создавай иллюзий, — прошептал он, подняв на мать заплаканные глаза. — Никогда, слышишь? Я давно принял то, что ты меня не любишь. Пусть будет так. Только не притворяйся больше заботливой и сопереживающей, хорошо?
Лариса опустила покрасневшие глаза. Тяжёлый вздох сорвался с её губ.
— Нери, если я когда-нибудь причинила тебе боль, прости меня…
— Мне не больно, — сдавленно произнёс Нери, опустив развёрнутую ладонь себе на грудь. — Мне холодно. Вот здесь.
Тошнота снова подкатила к горлу натужным спазмом. Кисловатый привкус во рту воскресил в памяти вчерашний вечер, добродушное, широкое лицо Лихача… Да где это видано, чтобы отчим пёкся о пасынке пуще родной матери?
Нери сглотнул, подавляя рвотные позывы. Набросил ветровку и поспешил к выходу. Каждый шаг порождал всплеск ноющей боли в затылке.
Дверь громко хлопнула за спиной. Звук пролетел по лестничной клетке метеором, ударяясь о стены безлюдного коридора. Нери был рад этой пустоте: слёзы навек останутся их с матерью маленькой тайной. Наконец-то можно мысленно обозвать себя тряпкой! Он промокнул щёки салфеткой. Теперь лишь влажные пятна на воротнике рубашки напоминали о маленькой слабости.
Совесть перетянула сердце колючей проволокой. Как бы он ни презирал мать, какую бы обиду ни хранил в душе, он должен был остаться с ней сейчас, а не убегать в никуда, хлопнув дверью.
Стоило постучаться в родную дверь. Стоило вернуться обратно. Стоило обнять мать, извинившись за очередной скандал. Но он не мог переступить через себя…
Потому что от её слёз многолетний лёд превращался в воду.
3
Коридор пятого этажа факультета встретил химическим запахом краски, прохладой кондиционеров, белой пустотой стен и пугающим предчувствием неизбежного… Не успел Нери покинуть кабину лифта, как возбуждённый гомон голосов окутал его. Девичий смех прорывался сквозь гул, и Нери прикрыл уши, чтобы хотя бы на мгновение почувствовать себя в безопасности.
А безопасность сейчас была превыше всего. Потому что смеялись сегодня в его честь. От этого хотелось раствориться в воздухе, рассосаться, обрести невидимость.
Вчерашний вечер, определённо, привёл его на Доску нарушителей. Не стоит даже сомневаться — он накуролесил на прямое попадание в топ. Второй раз за три года обучения. Только на этот раз повод был более серьёзным, чем невинный поцелуй.
Как в подтверждение догадки, Нери заметил толпу студентов, сгрудившуюся в холле у Доски нарушителей. Юноши, едко злорадствуя, толкали друг друга; девушки кокетливо прикрывали рты. Озеро звонкого смеха растекалось вокруг, искрясь нотками переливов.
Одинокая красная строчка зловеще мерцала на самом верху экрана, приковывая взгляды. Ниже тянулся добрый десяток жёлтых. Нери точно знал, чьё имя выведено сегодня красными буквами. Это он, Нери 42, станет сегодня добычей безжалостных стервятников; и они, наверняка, уже готовы кинуться на запах кровоточащей плоти. Он кожей чувствовал их голод.
Рациональнее было бы сейчас укрыться от любопытных взглядов где-нибудь в подсобке. Чужие клевки равносильны медленной гибели под пытками.
Нери поймал взглядом отражение на зеркальной стене: ужасающий незнакомец всё ещё шагал рядом, и внушал отвращение своим присутствием. Как же хотелось прогнать его прочь: бледного, мятого и дрожащего! Но истина была обезоруживающей и горькой: убежать от себя невозможно. Оставалось лишь обречённо пожать плечами. Сегодня этот сутулый тип — его верный спутник.
Ноги упрямо несли в толпу, прямо в гнездо голодных до чужой беды. Какая-то бессознательная часть Нери хотела убедиться в том, что роль всеобщего факультетского посмешища сегодня отведена действительно ему. Да и интересно будет посмотреть, сколько стипендиальных баллов сняли за нарушение.
Прочь сомнения: вот и первый звоночек! Три смеющиеся девушки прижали Нери к стенке около кабинета молекулярной биологии. Нудные и фальшивые члены студенческого актива. Сейчас начнутся нотации…
— А вот и Нери 42, один из лучших студентов третьего курса, — заискивающе пропела одна их девушек: крупная брюнетка с физиономией, как по циркулю. — Но так ли он хорош на самом деле?
Началось! Весь словарный запас утонул в вязкой жиже похмелья. Головокружение снова смазало поле зрения, превратив его в трепещущий рой ярких пятен.
— Да уж, получше тебя, — процедил Нери растерянно, — по крайней мере, к людям не пристаю.
— Сейчас проверим, — продолжила толстушка. — Сейчас узнаем, способно ли твоё сердце к сочувствию, Нери.
— Тридцать собак и сорок четыре кошки в приюте для бездомных животных нуждаются в срочном дорогостоящем обследовании и лечении, — продолжила девушка с едкими розовыми волосами и уродливой родинкой над верхней губой. — Хозяева предали их, люди причиняли им боль. Видел бы ты, в каком состоянии они находятся! Их души стонут и плачут, сердца обливаются кровью! Мы с девочками курируем их, покупаем пищу, оплачиваем пребывание и ночлежки. Но средств на всё катастрофически не хватает. И мы проводим акцию. Перечисли половину стипендиальных баллов в фонд помощи бездомным животным, сделай мир добрее! Уже четыреста пятнадцать студентов факультета участвуют в ней. Присоединяйся, не стыдись, Нери 42!