Неприятный холодок дымкой скользнул по нижней губе. Открытое пламя струящимся потоком обожгло горло. Бежевый потолок снова накренился: на этот раз опасно, будто готовясь дать трещину. Клубы сигаретного дыма, силуэты людей, деревянные стены слились перед глазами в единое трепещущее месиво. Блики света растянулись в яркие, дрожащие линии.
— Ну и гадость, — пробормотал Нери, борясь с отвращением.
Приятное тепло медленно разлилось по телу. Будто во сне Нери ощутил, как крепкая ладонь Лихача ложится на плечо. И снова Лихач оказался прав: проблемы отступали по мере нарастания головокружения, освобождая место беззаботной радости и приятному безумию.
— Пожалуй, хватит с тебя, — донёсся сквозь плотную стену тумана голос отчима. — Слабачок ты. Детская доза, а уже перебрал.
Нери расхохотался. События предыдущей ночи убегали на задворки памяти, теряясь меж детских воспоминаний и отвергнутых моментов прошлого. Травы забытья прорастали сквозь сдобренную ими почву. Фиолетовые вспышки теперь казались игрой полууснувшего рассудка, силуэт Венены — обычной гипнагогией.
Всё вставало на свои места. А, может быть, наоборот — становилось безрассудным элементом хаоса.
— Пожалуй, надо проводить тебя до дома, — заключил Лихач, помогая Нери надеть и застегнуть ветровку. — Поднимайся, парень!
5
Нери переместился из вагона на знакомую крышу. Ноябрьская прохлада, напитанная запахом сухой древесины, заскользила по щекам, лентами вплетаясь в развевающиеся волосы. Мелкие мушки озноба осели на коже, заставив сильнее стиснуть зубы.
Тёмно-синий ночной воздух бодрил и успокаивал, возвращая трезвость рассудку. В ночи слышалось завывание ноябрьского урагана. Под ногами рассыпались миллионы дрожащих огней, растянулись нитями паутины световые полосы. По кольцу разъезда, опоясывающему спальный район, Нери понял, что не ошибся станцией: он дома.
Лихач вышел следом: теперь суровый и непоколебимый.
— Дальше пойдёшь один, — проговорил он. — И ты знаешь, почему. Я сделал всё, что мог. Квартиру найдёшь?
— Уж как-нибудь… — пробурчал Нери. Теперь он чувствовал себя абсолютно разбитым: вместе со здравым смыслом возвращались волнение и страх. Скорее всего, завтра утром он установит личный рекорд: трое суток без сна.
— Номер квартиры помнишь?
— Двести пятнадцать. Ты за дурачка меня держишь?
— На всякий случай, — Лихач похлопал Нери по плечу. — Всё-таки, тут люди пропадают. С матерью не ругайся. И ещё: если это повторится — звони. В любой час.
Внизу шумели оживлённые перекрёстки. Там дороги чужих судеб пересекались, скручивались витками спирали, а затем вновь расходились нитями бесконечной паутины. Над крышей вздымался пронзительно-синий купол неба, усеянный россыпью лучистых звёзд. Здесь, вдалеке от индустриальных кварталов, звёзды — неотъемлемый элемент ночных городских пейзажей.
— Ты всё знаешь, — обиженно пробормотал Нери, — и прячешь то, что может спасти меня от меня же самого.
— На самом деле, не намного больше, чем ты, — Лихач ободряюще улыбнулся. — Просто пойми и прими: ты не можешь копать дальше. Иначе подвергнешь себя опасности.
Нери лишь звонко рассмеялся в звёздное небо. Хмель ещё не до конца выветрился из крови. Ветер подхватил звук его голоса и унёс за собой, оставив в память лишь колкие отзвуки эха. По-прежнему натянуто улыбаясь, он поспешил прочь, к лестницам.
— Я не шучу, Нери! — бросил вслед Лихач.
Нери поймал возглас, но не мог заставить себя обернуться. Возможно, отчим прав и на этот раз.
В любом случае, копать пока некуда: ржавая лопата нашла на бетонный монолит.
Прозрачный лифт стрелой уносил Нери вниз. Пытаясь избавиться от навязчивых мыслей, он зачарованно смотрел, как уплывают вверх созвездия, впечатанные в синий бархат небес. Звёзды походили на тонкие пробоины в днище огромного корабля; вода струилась сквозь них пучками света, как предвестник небытия. Долго ли ещё?
Внизу мерцали кварталы. Эта часть улицы в столь поздний час пустовала. Лишь арки автомобильных мостов то и дело пробуждали иллюзию жизни рыком двигателей.
Нери поймал взглядом чёрные квадраты окон своей квартиры. Мама и Венена уже спят. Что ж, оно и лучше!
Пожалуй, стоит просто вычеркнуть из жизни события двух предыдущих дней. Вакуум пустоты послушно заполнил голову, уничтожив сомнения в зачатке.
Глава 2
Когда птицы падают
1
Тридцать третий день третьего сезона, год 319
Девятый Холм засыпал в дымке облаков вместе с нахохленными воробьями, что затихли в кронах деревьев. Лёгкий ветерок целовал листья и гнал по каменистым дорожкам зёрнышки песка.
Скрип золочёных дверей, усеянных каплями огранённых рубинов, прорвал тишину Священной Аллеи. Поправив подол оранжевого платья, расшитый сердоликовыми бусинами, Анацеа ступила на лестницу. Пропахшие дымом и благовониями волосы хранили память о Великом Посвящении.
Кантана жалась к ней так крепко, что, казалось, они стали единым целым. Малышка впервые увидела Великое Посвящение, и её плечи под чёрной тканью накидки мелко дрожали, а глаза блестели от слёз.
— Мама, — проговорила Кантана с ужасом, — что они сделали с Сианом?!
Анацеа натянуто улыбнулась в полумраке:
— Сиан теперь — Покровитель. Покровитель деторождения, которому будет служить Сиазе. Она будет всю жизнь носить пурпурные одежды: ведь пурпур — цвет зарождающейся жизни. Цвет любви, которая приводит к союзу мужчины и женщины, рождению детей…
У подножия Храма, на серебристых скамейках, собралась целая группа людей. Женщины в разноцветных платьях, мужчины в белых одеждах, дети. Они дожидались своего Часа Посвящения. Одна из женщин, молодая и испуганная, прижимала к себе младенца и яростно кричала что-то в засыпающее, пробитое гвоздями звёзд, небо.
Молитвы это были или проклятия?
Кантана поникла. Хрустальная капелька слезы заскользила по её щеке.
— Даже у Сиазе теперь есть, кому служить, — обиженно пробормотала она. Звук её голоса потерялся в шелесте листьев. — А у меня — нет. Какого цвета были бы мои платья, если бы…
— Седьмой день твоей жизни был днём прославления Покровителей Хаоса, — проговорила Анацеа отрешённо. Она не любила, когда Кантана затрагивала эту тему. — Фиолетовый.
Глаза Кантаны возбуждённо заблестели.
— Ух ты! — воскликнула она. — Мой любимый цвет.
Анацеа отвела глаза и осторожно прижала дочь к себе. Кантана осталась непосвящённой, но в этом не было её вины. Вопросы младшей дочери с годами становились всё более прозрачными: они всё чаще напоминали Анацеа о том периоде жизни, который она не желала воскрешать в памяти. И забывать не желала тоже…
Последние ступеньки остались позади. Анацеа и Кантана вышли на вымощенную камнем площадь. Солнце опускалось к горизонту, наливаясь алым. Шаловливый ветер щенком бросился под ноги, заставив подолы юбок заиграть волнами.
Дети носились кругами, пытаясь догнать друг друга: звонкие голоса эхом терялись в яблоневых кронах Священного Сада.
— Мама, мама! — женский голос, смеющийся на надрыве, догнал Анацеа. — Вы решили уйти без нас?
Анацеа обернулась, разметав по плечам волосы. Взгляд поймал фигуру старшей дочери — Вайраны. Девушка крепко прижимала к себе маленького сына. Чуть поодаль тихо шли муж Вайраны — Арапонт и сын Анацеа — Элатар. Оба угнетённо смотрели в землю и шептали что-то едва открывающимися губами.
Несмотря на то, что внешнее спокойствие удалось сохранить, сердце сжали тиски ужаса. Скоро, очень скоро Великое Посвящение заберёт у Анацеа Элатара. Через несколько лет он начнёт подыскивать жену и непременно влюбится в одну из девушек Девятого Холма. А потом она обязательно родит ему дочку… Анацеа поймала себя на мысли, что была бы рада, если бы у Элатара родился сын: такой же потешный коренастый мальчишка с медовыми локонами волос.
— Что случилось? — Анацеа вздёрнула подбородок.