После таких рассказов Микутису, когда он, уже в сумерках, один возвращался с мельницы, казалось, что под ногами у него движется, вздымается земля и из пашни торчат детские ручки.
Размахивая листом бумаги, малыш бежал по двору. Вслед за ним, перепрыгивая через лужи, ковыляла небольшая коротконогая собачонка. Оба они бросились в раскрытый хлев, спугнули копавшихся там кур, но, никого не найдя там, направились к сараю.
— Бумаги принесли!
Только под навесом мальчуган разыскал старшего брата. В одной рубахе, стоя на коленях возле большого чурбана, Микутис рубил хворост. Отложив топор и вытерев рукавом потный лоб, он взял бумагу.
— Кто принес?
— Адомукас, — ответил меньшой.
Худенькая, исколотая хворостом рука Микутиса дрожала. Медленно, словно прожевывая горячие клецки, прочел он бумагу. Это была повестка об уплате собачьего налога.
Около трех месяцев подряд платил Микутис немцам «собачьи деньги». Потом, когда повестки из волости посыпались одна за другой и уже не стало возможности затыкать глотки немецким жандармам, пришлось выбирать что-нибудь одно — либо отказаться от собаки, либо постоянно прятать ее. Завидев проезжавшего по дороге солдата, Микутис каждый раз запирал Мурзу в амбар.
Под навес зашла мать и озабоченно поглядела на сына, державшего в руках бумагу.
— Про что это?
— Про собак, — ответил он, снова берясь за топор.
— Ой, накличешь ты на нас гнев германца с этой собакой своей. И хоть бы пес был хороший, — а то только блох разводит. Что ему сторожить, когда у нас даже мышь в закромах зерна не сыщет… У кого ни посмотри, — все своих собак давно перевешали. Вот возьму я да и накину ей петлю на шею…
— Это ты, маменька, только так говоришь…
— И накину! Тоже мне мужик — собаки прикончить не может! Мурза, поди сюда!
Микутис слышал из-под своего навеса, как мать, уведя собаку, стучала у порога избы миской, видно, кормила пса «перед смертью». А минуту спустя, позабыв про свои угрозы, мать уже науськивала Мурзюкаса на овец, забравшихся в яровые. Собачий лай весело гулял по полю.
Микутис знал, что рано или поздно Мурзу придется прикончить. Так или иначе — не избежать Микутису обязанности живодера. Ведь когда нужно было отрубить голову ненесущейся или больной курице, Микутис отрубал, нужно было овцу резать — Микутис резал. Когда, моя стекла, мать загнала в ладонь занозу, Микутис прорезал кожу отцовской бритвой и выбрал занозу. Никто другой за эти дела не брался: у матери все «сердце болело», спокойно смотреть на кровь она не могла. А братья, бывало, увидав танцующую без головы курицу, прятались за угол, голося. Ко всему Микутис должен был привыкнуть и, скрепя сердце, делал все подобное. Но пса ему было жалко. Он вырос вместе с Мурзой, и они всегда были добрыми друзьями. Мальчик хорошо помнил день, когда отец принес в дом щенка. Тогда они еще не вышли на хутора и жили в селе, где была каменная ограда и придорожный крест. Микутис в тот год тяжело болел. Про свою болезнь он помнил только, как все время плакал и не хотел пить лекарства. Отец обещал, если Микутис примет лекарство, принести ему щенка. Однажды, вернувшись из села, отец вытащил из своей шапки, которую все время прижимал к груди, что-то белое и положил на пол, недалеко от микутисовой постели. Белый шарик покатился к стене. Вот это и был Мурза.
Теперь Микутису казалось, что случилось это очень давно, что не только собака, но и сам он прожил сто лет. Прежде мальчик думал, что они с Мурзой никогда не расстанутся, что они будут жить вечно, как дедушка, как река или липа, стоявшая далеко на краю поля. Но пришли немцы, и неожиданно стали исчезать люди, животные, любимые вещи. Дед умер, липу, мимо которой детвора бегала купаться, срубили. Даже самые большие валуны у реки, на которых пастушки пекли на солнце глиняные «булочки», кто-то расколол и увез. Исчез отец.
Работая под навесом, Микутис о многом пораздумал, и ему было уже не так жалко собаку.
К вечеру, разыскав веревку, мальчик свистнул Мурзюкаса. Меньшие братья слышали разговор Микутиса с матерью и видели, как он ищет веревку. Они все поняли. Выбежав из избы, они остановились и молча наблюдали за последним путешествием Мурзы. Собака то бежала следом за Микутисом, то ныряла в клевер, то снова ковыляла, поминутно останавливаясь, чтобы обнюхать кочки. В одном месте она вспугнула птицу, которая с громкими криками полетела над темнеющими полями. От Микутиса и собаки падали длинные вечерние тени.