— Но я-то думаю, они не причём, они парни простые, бесхитростные, — высказал своё мнение Маурисиу. — Мне кажется, что дело здесь в больших деньгах, и скорее сеньор Фарина может иметь к этому отношение. Он принял такое деятельное участие в делах молодой вдовушки!..
Глаза Маурисиу вспыхнули недобрым огнём при одном только упоминании имени Фарины. Он был рад поквитаться с новым претендентом на руку и сердце матери, и теперь делал всё, чтобы убедить Омеру в виновности Фарины.
— Да, с ним я ещё буду говорить, — кивнул головой Омеру. — Но больше всего страстей бушует в вас, сеньор Маурисиу, — усмехнулся он. — И, мне кажется, весьма опасных. Я установил, из какого оружия убили сеньора Мартино. Винчестер тридцать восьмого калибра. Надеюсь, у вас в доме такого оружия нет?
— Конечно, нет. Я вообще не умею обращаться с оружием. Разве что в детстве у меня были игрушечные пистолетики. И потом, вы же знаете, комиссар, если собака лает, то не кусается, а в тихом омуте черти водятся, — отговорился народной мудростью Маурисиу. — Что же касается страстей, то фашистов, я думаю, и вы не любите.
Что правда, то правда, комиссар Омеру не любил фашистов.
— Во вкусах мы с вами, сеньор Маурисиу, сходимся, — признал он, и Маурисиу вздохнул с облегчением, а то ему уже было показалось, что на него повеяло ледяным дыханием расплаты за содеянное.
— Был бы здесь Зекинью, он, наверное, ещё что-нибудь припомнил бы, — повторил Маурисиу, отводя от себя подозрения.
Подозрения следователя он отвёл, зато возбудил подозрения матери. Франсиска была в ужасе, услышав, что Мартино убили из винчестера тридцать восьмого калибра.
— Это же ружьё Марсилиу, — проговорила она, когда они остались с сыном наедине. — Ты стреляешь из него с детства!
— И что? — огрызнулся Маурисиу. — Другого такого на свете нет? Или ты хочешь отнести ружьё сеньору Омеру и узнать, не из него ли сделан выстрел?
Маурисиу вызывающе смотрел на мать, и Франсиска подошла к нему, желая приласкать, успокоить, поняв, что явно хватила через край в своих страхах и подозрениях.
— Я хочу спрятать наше ружьё так, чтобы его не отыскал ни один следователь, — ответила она и поцеловала сына.
Но Маурисиу отшатнулся от неё, словно материнский поцелуй был напитан смертельным ядом.
«Нет, он не в себе, — ещё раз убедилась Франсиска. — С ним произошло что-то непоправимое!»
Следователь поговорил с Форро, и тот повторил слово в слово всё, что показывал в прошлый раз, убедив Омеру в том, что не лгал ему. Впрочем, Омеру и без того знал, что отсидевшие вовсе не хотят попасть обратно в тюрьму, кроме самых отпетых и озлобленных, но Форро, по всей видимости, был не из таких. Омеру в первую очередь расспрашивал Форро о Зекинью, который, вполне вероятно, мог быть свидетелем убийства и поэтому, опять куда-то бесследно исчез, будто растворился в воздухе. А может, он и есть убийца?
— Нет, Зекинью никого не убивал, — твёрдо ответил Форро. — А куда он опять умчался, я не знаю.
Зангон тоже не рассказал ничего нового.
Этих двух Омеру ещё в прошлый раз исключил из следствия, а вот Зекинью... Какие такие неотложные дела заставили его уехать?
Каково же было удивление следователя, когда на следующий день на фазенде появился Зекинью.
— Слухом земля полнится, — усмехнулся он. — Я узнал, что вы приехали, и подумал, а вдруг понадоблюсь?
Тень подозрения, которую навлекло на молодого человека его необдуманное бегство, рассеялась. И всё-таки следователь основательно побеседовал с ним. Кто знает, а вдруг кто-то из обитателей двух фазенд заказал ему убийство? Или фашист Мартино так оскорбил паренька, что тот не выдержал и схватился за ружьё? Первый вопрос Омеру был, естественно, о мотивах отъезда.
— Ездил укрощать бычков, — широко улыбнулся парень. — Меня тут многие знают, я по этому делу специалист! Если хотите, поедемте со мной, поговорите с тамошним хозяином.
— А каким оружием вы обычно пользуетесь? — продолжал свои расспросы Омеру.
— Никаким не пользуюсь. Моё оружие — это лассо и умение скакать на лошади.
— А когда вы познакомились с сеньором Маурисиу?
— Когда принесли убитого на фазенду. Он попросил нас тут задержаться, очевидно, предположив, что будет следствие, и мы сможем дать показания. Мы остались и даём показания.
Омеру кивнул, он и раньше понимал, что трое ребят были причастны только к последствиям преступления, но никак не к самому убийству, однако считал своим долгом ещё раз убедиться в этом.
— Можете возвращаться к своим бычкам, — сказал он. — Вы вне подозрений.