— Ты хоть раз спросил меня, как мне это досталось?!
И Мария, захлёбываясь, стала перечислять свои обиды.
— Вот что пережила я, рожая твоего сына! — заключила она, поглядев на Тони и ожидая заслуженной награды.
Но Тони, видимо, считал, что все награды она получила от покойного Мартино, поскольку сказал ей:
— Но ты сумела позаботиться, чтобы у ребёнка был отец, человек состоятельный, если не сказать богатый, который обеспечил ему будущее.
— И ты меня за это упрекаешь? — Мария задохнулась от возмущения. — Даже после того, как я тебе всё рассказала?!
— Я тут тоже не на курорте жил, — ответил Тони. — За своё теперешнее относительное благополучие, куда меньшее, чем твоё, я заплатил своими руками пианиста. Моя теперешняя семья помогла мне выбраться из ямы. Я многим обязан любви Камилии. Не будем упрекать друг друга. Камилии я нужен больше, чем тебе, и нашему будущему ребёнку тоже.
— Ты нужен своему сыну, который у тебя уже есть! — повторила Мария.
— Разве я от него отказываюсь? — со вздохом спроси Тони.
— А твоя Камилия знает, что у тебя есть сын? — спросила Мария. — Мне ты сразу сказал, что она ждёт ребёнка. А ей ты сказал о своём сыне?
— Зачем ей знать об этом? — устало спросил Тони.
С невыразимой тоской и отвращением он вспомнил сцены ревности, которые закатывала ему Камилия, и понял совершенно отчетливо, что не желает, не хочет, не может сообщить ей о существовании сына. Беда Тони была в том, что женщины, с которыми связала его жизнь, обладали слишком бурным темпераментом, который был ему не по плечу. Возлюбленные Тони подавляли его своими эмоциями, он пасовал перед ними и вместе с тем начинал их избегать.
— Как это зачем?! — Мария продолжала задавать вопросы всё на тех же повышенных тонах, задыхаясь от обиды и возмущения. — Да затем, чтобы она поняла, что у тебя есть обязательства передо мной, перед твоим Мартинью!
Как только Тони слышал имя сына, он сразу переставал чувствовать, что этот ребёнок имеет к нему отношение. Мальчик смотрел на него большими тёмными глазами, возможно, похожими на его собственные, говорил ему «папа», но отцовских чувств Тони по-прежнему к нему не испытывал и даже не понимал, как это изменить. Зато он прекрасно представлял, какую бурю вызовет сообщение о его сыне в доме тестя. В этом доме относились к детям с особой трепетностью. Ребёнок был существом священным, чем-то вроде идола. Никто не усомнится, что и Тони точно так же относится к своему первенцу, сообщение о нём надолго лишит покоя и тестя, и тёщу, и Камилию.
— Мои обязательства — это мои обязательства, и позволь мне самому о них судить и с ними справляться, — сказал Тони как можно мягче.
Он знал, что любит Марию, что привязан и к Камилии, но эти женщины требовали от него слишком многого, они хотели занять собой всё его жизненное пространство, вгоняя Тони в унылую подавленность и тоску.
— Её ты щадишь, бережёшь, а меня нет?! Ну, так я сама ей скажу, что у тебя есть сын! — заявила Мария.
Где ей было понять, что всё дело в Тони? Она видела перед собой только соперницу, считая, что Камилия — главный враг для неё. И хотела смести этого врага, подавить, уничтожить.
— Только посмей это сделать! — угрожающе произнёс Тони. — Только посмей!
— И что будет? — с вызовом спросила Мария.
— Ничего хорошего, — с искренней убеждённостью сказал Тони.
Но можно ли было подобной убеждённостью погасить костёр, который полыхал в груди Марии?
Разговор с Тони не успокоил её. Наоборот, она поняла, что может лишиться возлюбленного навсегда. Одна мысль об этом была для неё нестерпима.
— Не бросай меня! Прошу тебя, не бросай! — повторила она.
Тони, молча, поцеловал её. Ему нечего было ответить, он сам был в растерянности и искал поддержки.
Дженаро ждал сына у дверей. Он хотел поговорить с ним, сказать, что семейный очаг свят, что нельзя им пренебрегать в угоду страсти. Но по лицу Тони увидел, что тот не во власти страстей, а скорее во власти тяжёлых размышлений.
— У нас с Камилией будет ребёнок, — сказал он отцу, и тот возликовал про себя: уж теперь-то Тони не оставит жену!
— Я рад, что у меня будет два внука, — растроганно сказал Дженаро. — И ты, наконец, поймёшь, что такое дети. Твой первенец рос без тебя, расти второго сам. Я часто винюсь, что бывал слишком суров с тобой, бил тебя по пальцам, когда учил играть на пианино...