Объяснение выглядело правдоподобно, и Маурисиу снова успокоился.
Он подвёз мать к самому дому, высадил её, поставил автомобиль в гараж и отправился к себе, собираясь немного поспать. Лихорадка волнения, трепавшая его последние несколько дней, оставила Маурисиу, но теперь он чувствовал себя обессиленным и разбитым. Обнаружив, что Катэрины нет дома, он осведомился о ней у старой Риты, которая сидела в тенёчке.
— Она ушла к родителям, — объяснила та. — Похоже, что не вернется.
Сонливость Маурисиу как рукой сняло. Он переспросил:
— Ты хочешь сказать, что она ушла от меня?!
— Я ничего не хочу сказать, — отозвалась старая Рита, — откуда мне знать?
— Ты — старая ведьма! — разъярился Маурисиу. — Я уверен, что это твоих рук дело! Ты постоянно затеваешь дурацкие разговоры, они и сбили её с толку! Сама она глупа, как индюшка, ей ничего подобного в голову не могло прийти. Катэрину, если понадобится, я на аркане приволоку! С ней церемониться нечего! Она тоже из проклятых итальяшек! А вот мой сын не останется среди этих подонков! Его я заберу немедленно!
Но прежде чем отправиться на фазенду Винченцо, Маурисиу счёл необходимым сообщить новость матери. Она должна знать, что представляют собой итальянцы и каково с ними связываться!
Франсиска принялась успокаивать сына:
— Утро вечера мудренее, сынок. Не спеши. Главное, не наделать глупостей. Тебе нужно помнить, прежде всего, о том, что Катэрина кормит малыша грудью. Мать ему сейчас нужнее, чем отец.
Последний довод несколько охладил пыл Маурисиу. Дело выходило сложнее, чем ему представлялось. Катэрина могла и заартачиться, раз она собрала вещички и отправилась к родителям. Но он с ней поквитается. Если она будет сопротивляться, то он и, в самом деле, на аркане её приволочёт. Приняв решение, Маурисиу отправился спать с твёрдым намерением завтра же осуществить его.
Между тем на фазенде Винченцо шёл пир горой. Все изрядно подвыпили, и Фарина, взглянув на Катэрину, сказал:
— Если твой муженёк вздумает встать у меня на пути, мне придётся дать ему пинка!
— Я не против, — отозвалась Катэрина. — Только не забывайте, что сталось с сеньором Мартино.
— А при чём тут Мартино? — не понял Фарина. — к Маурисиу он не имеет никакого отношения.
— Это вам так кажется, а я знаю, что Мартино убил именно Маурисиу, — запальчиво заявила Катэрина. — И если он вздумает отнять у меня сына, я скажу сеньору следователю, где спрятано ружьё.
— Постой! Постой! — Фарина разом протрезвел. — Ну— ка, расскажи мне всё, что знаешь.
— Я знаю, что Маурисиу скрыл от следователя своё ружьё, из которого стреляет с детства. Знаю, что во сне он бормочет страшные вещи и обещает убить всякого, кто приблизится к доне Франсиске.
— А дона Франсиска тоже считает, что Мартино убил её сын? — поинтересовался Фарина.
— Понятия не имею, что она считает, — раздражённо отозвалась Катэрина, — только сына она, разумеется, выдавать не станет, и ружьё они прятали вместе.
— Ладно, спасибо за сведения, — задумчиво сказал Фарина. — Я сам разберусь, в чём там дело.
Он не слишком поверил Катэрине. В запальчивости недоброжелательства женщины могут навыдумывать всякого и при этом даже не сомневаются, что говорят чистую правду. Зато Фарина понял теперь опасения Франсиски: она всерьёз боялась за его жизнь. Но ему не раз приходилось рисковать своей жизнью, и соперники у него были посерьёзнее. Опасность всегда горячила ему кровь. Он любил опасность и всегда шёл ей навстречу. А Маурисиу он не боялся, поскольку был уверен, что тот спрятал ружьё из малодушия. Таких щенков напугать ничего не стоит — прикрикнуть на них как следует, и дело с концом.
На другой день на фазенду Винченцо явился Маурисиу и потребовал вернуть ему сына, ни словом не упоминая о Катэрине, словно её и на свете не было.
Констанцию требования Маурисиу поразили до крайности. Она прожила долгую жизнь, повидала всякое и знала, что для мужчины всегда важнее женщина, нежели ребёнок.
— А я тебе говорила, мама, что он ненормальный, — тут же вставила своё слово Катэрина. — Я для него не существую. Он всюду видит только свою дорогую мамочку! Теперь ты убедилась, что я не зря от него ушла?
— Ты должна была здорово изголодаться, дочка, если не просто ушла, а ушла к другому, — отозвалась со вздохом Констанция. — Но имей в виду, что голод — плохой советчик.
— Мама, Зекинью — хороший парень, но я сама ещё ничего не решила, — ответила Катэрина.
Констанция вынуждена была признать, что дочь говорит правду: Зекинью ходил вокруг неё, как кот вокруг сметаны, а она только шутила и смеялась в ответ. И ночевала рядом со своим малышом, и на свидания тайком не бегала.