Жозе Мануэл знал, что письмо, отправленное родной тётке Томаса, вернулось обратно с пометкой: «Адресат выбыл». Он сразу же предложил Нине:
— Давай усыновим Томаса и будем жить одной счастливой семьей.
Но Нина считала себя обязанной исполнить волю покойной Матильды — передать Томаса его родной тёте.
Теперь же, когда поисками Артемизии Фонтес — сестры Матильды — занялся Андре, Жозе Мануэл подумал, что адвокат будет специально разыскивать её сто лет, чтобы иметь возможность почаще общаться с Ниной. И сам разыскал Артемизию!
Томас плакал, прощаясь с Ниной, которую он успел полюбить. А тётка была для него чужой и взирала на мальчика неприветливо. Нина сказала ей, что может увести Томаса обратно, если он здесь не нужен, но Артемизия упокоила её:
— Нет, не волнуйтесь, для него тут найдётся место.
Жозе Мануэл вскоре пожалел о том, что разыскал Артемизию. Однажды он застал Андре в гостях у Нины и понял, что адвокат бывал здесь и раньше, но тогда его сдерживало присутствие Томаса, а теперь он может свободно приставать к Нине и никто ему не помешает.
Нина же опять объяснила свою дружбу с адвокатом их общими интересами.
— Тебе этого не понять, — сказала она Жозе Мануэлу. — Ты далёк от наших проблем.
— Ваших?! Что это значит?
— Я имею в виду проблемы рабочего класса, — вынужденно стала оправдываться Нина. — Тебе же наплевать на то, что фабриканты безжалостно эксплуатируют рабочих!
— Нет, я изо всех сил борюсь за твоё освобождение от рабского труда на фабрике, — пошутил Жозе Мануэл, вызвав очередную вспышку негодования у Нины.
В тот раз они не просто поссорились, а разругались навек. Нина заявила, что больше не пустит его на порог, и потребовала развода.
При наличии более удачливого соперника эта угроза вполне могла иметь под собой реальную почву, и Жозе Мануэл испугался. Он должен был сделать всё, чтобы не допустить развода, и поэтому пошёл на крайнюю меру: устроился рабочим в тот же цех, где трудилась и Нина.
— Теперь ты не сможешь упрекнуть меня в том, что мне чужды интересы рабочих, — сказал он Нине.
— Сумасшедший! Зачем ты здесь? — изумилась она.
— Я хочу ещё раз доказать тебе, насколько ты мне дорога.
От этих слов, от этого поступка сердце Нины дрогнуло. Она не только помирилась с Жозе Мануэлом, но и позволила ему пойти вместе с ней в приют, где они провели страстную ночь любви и едва не опоздали утром на работу.
Но, тут некстати вернулась из Италии Мадалена, спать с Ниной в приюте стало невозможно, а перебираться к Жозе Мануэлу она отказывалась, потому что у него по— прежнему жили Амалия и Аделаида и выселить их оттуда не было никакой возможности: тётушка едва ли не каждый день демонстрировала племяннику «смертельный» приступ стенокардии, ухитряясь при этом всячески подсовывать ему в жёны Аделаиду.
Вырваться из этого порочного круга можно было только одним способом: если бы Нина всё— таки осознала необходимость жить вместе с Жозе Мануэлом и создавать свою семью и свой собственный дом. А она, общаясь с ним на фабрике, не раз говорила ему:
— Что толку работать здесь, в этом цехе и в этой робе, если внутренне ты не меняешься? Ты продолжаешь ревновать меня к Андре, оскорбляешь меня своим недоверием. И это сейчас, когда мы живём порознь. А что же будет, если я к тебе вернусь?
— Рай земной, — ответил ей однажды Жозе Мануэл, но услышал возражение Нины:
— Нет, будут муки адовы. Мы будем ссориться каждый день, как это было и прежде, потому что ты пошёл в рабочие не по убеждению, а только затем, чтобы находиться рядом со мной. Я ценю этот твой жест, но к нашей борьбе ты по— прежнему непричастен.
— Да, я поступил вопреки здравому смыслу, — сказал ей Жозе Мануэл. — Ведь я учился в университете, у меня есть образование, профессия, которую я люблю. С моей стороны действительно глупо выполнять эту неквалифицированную работу, бросив ту, что приносила мне творческое удовлетворение. Но я люблю тебя и пришёл сюда затем, чтобы ты, наконец, поняла: богатство — это не всегда зло, а бедность — не всегда добро. Ты же сама борешься за то, чтобы ткачихи получали больше денег и не бедствовали. Так? А твой дружок Андре, между прочим, служит адвокатом и не собирается идти в рабочие. Но его ты почему— то не считаешь своим классовым врагом — в отличие от меня. Ты задумайся, наконец, в чём тут дело. Может, ты меня и в самом деле не любишь, а классовые противоречия вовсе ни при чём?..
От таких аргументов было невозможно отмахнуться с лёгкостью, и Нина вольно или невольно задумывалась над тем, что внушал ей каждый день Жозе Мануэл, используя своё пребывание на фабрике.