И так же горько плакала Мария. Она получила любовное послание Камилии вместо Тони и разрыдалась. Увидев Камилию в пансионе и ещё раньше слыша, как Тони звал свою жену в бреду, она поняла, что сердце Тони разрывается надвое. Но ей показалось, что Камилия отсекла Тони навсегда, и это служило Марии утешением. Но оказалось, что не только Камилия по— прежнему его любит, но и Тони встречается с ней.
— Я её понимаю, — прошептала сквозь слёзы Мария, — Тони невозможно не любить!
Глава 10
Омеру был достаточно опытным следователем, и чем дальше, тем больше подозрений вызывал у него не Фарина, а Маурисиу. Комиссар с самого начала обратил внимание на его нервозность и постоянное желание навести полицию на чей— то след. Все следы комиссар проверил, и они оказались ложными. В своё время проверил он и Фарину, интуиция подсказывала ему, что этот человек не был убийцей сеньора Мартино. И вот теперь на него вновь легло подозрение. Легло, потому что нашёлся тот самый винчестер, из которого был сделан роковой выстрел. Откуда же взялся этот винчестер в комнате Фарины? Ведь первый обыск был очень тщательным и ничего, абсолютно ничего не дал. А теперь, по доносу нервозного молодого человека, они нашли злополучное ружьё, причём на самом видном месте. Таких случайностей не бывает. И Омеру отправился вновь на фазенду Франсиски. Первым его встретил сияющий Маурисиу. Молодой человек не сомневался, что Омеру привёз весть об аресте Фарины. Он с нетерпением дожидался этой вести, готовый нести её дальше. Но Омеру огорошил его совсем другой новостью.
— Ваши подозрения не подтвердились, — начал очень сухо следователь. — Я только зря потратил время, вновь проверяя их. Сеньор Фарина — солидный коммерсант, известный в деловых кругах.
— Я ничего подобного не знал, — сразу сбившись, пролепетал Маурисиу. — Он ничего о себе не рассказывал.
— Потому, что ему нечего скрывать, — назидательно произнёс Омеру, очень довольный впечатлением, которое произвёл его блеф, и продолжал блефовать дальше.
— А что же насчёт ружья? — нетерпеливо спросил Маурисиу.
— Это винчестер тридцать восьмого калибра, — нарочито медленно проговорил комиссар полиции.
— Из которого убили Мартино, — подхватил Маурисиу.
— Из которого не убили никого, — подвёл черту комиссар. — Винчестер был куплен совсем недавно в магазине, мне предъявил на него документы управляющий сеньора Фарины, чек и таможенную декларацию.
— Наглая ложь! — вспыхнул Маурисиу. — Он украл это ружьё у меня, он забрал его! И я точно знаю, что из этого ружья был застрелен негодяй Мартино!
Глаза Маурисиу сверкали злобным огнём, он дрожал от негодования и жаждал справедливости. И справедливость не замедлила восторжествовать.
— Раз это ваш винчестер и из него был убит сеньор Мартино, то я арестую вас! — заявил Омеру.
— Я это сказал? Я в этом признался? — недоумевающе переспросил Маурисиу.
— Только что, — подтвердил Омеру, ловко застёгивая на нём наручники.
На этот раз он был доволен проведённой операцией и не сомневался, что посадил в тюрьму настоящего преступника.
Для Франсиски арест сына был настоящим ударом, она не могла поверить, что её сын, её мальчик мог стать убийцей.
«Мальчишка получит по заслугам, только и всего», — думал про себя Фарина, утешая Франсиску. Он пообещал ей нанять лучшего в городе адвоката, который сделает всё возможное, чтобы вытащить из тюрьмы её сына. Стоило ему произнести слово «тюрьма», как Франсиска зарыдала снова.
— Мы спасём его, мы его спасём, — твердила ей Беатриса, сама не понимая толком, что она говорит и что обещает матери.
Но смятение царило не только на фазенде, оно царило и в той самой тюрьме, которой так боялась Франсиска.
Когда Омеру приступил к заполнению документов и попросил Маурисиу назвать своё полное имя и полное имя своих родителей, то арестованный назвался Луиджи Арелли, сыном Сальваторе Арелли и Инес Арелли. И сколько ни переспрашивал его комиссар, он упорно стоял на своём. При этом он рассказал немало интересного. Сообщил, что по национальности он итальянец, что убил подлеца Мартино и ничуть об этом не жалеет, поскольку у него были личные мотивы для убийства, но о них он говорить не собирается.
Омеру почесал в затылке. Ему было бы понятно, если бы Маурисиу, назвавшись чужим именем, отрицал свою причастность к преступлению. Такие случаи бывали, они вполне заурядны, и преступник очень скоро переставал отпираться. Но Маурисиу стоял на своём. Он рассказывал всё новые и новые подробности о семье, о родителях, вспоминал Италию, где они жили до приезда в Бразилию. Картины были красочными, и можно было только позавидовать его удивительному воображению.