— Пусть женятся, мне всё равно.
Дженаро, услышав это, поддержал сына:
— Верно! Они оба евреи, им будет легче поладить друг с другом. А ты, сынок, постарайся забыть Камилию.
— Уже забыл, папа, — в тон ему ответил Тони.
А вот Камилия его не забыла!
Изо всех сил старалась забыть и не могла — Тони для неё по— прежнему был любимым и желанным, за одно короткое свидание с ним Камилия была готова отдать собственную жизнь.
Но Тони её жизнь была ни к чему. Он жил с Марией и сыном, а Камилия специально изнуряла себя работой на фабрике, чтобы можно было прийти домой и сразу же уснуть, не ворочаясь в постели и не мучаясь сладостными воспоминаниями о нём — ненаглядном, незаменимом, незабываемом Тони!
Ципора и Эзекиел, однако, не теряли надежды выдать Камилию замуж за Самуэла. Жонатан тоже этому всячески способствовал. В частности, он сказал Эзекиелу по секрету, что Самуэл безумно влюбился в Камилию, и выступил с инициативой:
— Давай почаще устраивать совместные семейные праздники, чтобы твоя дочь постепенно привязалась к Самуэлу. А там уже и до любви недалеко!
Эзекиел одобрил идею Жонатана и тут же пригласил его в гости, разумеется, вместе с сыном:
— Близится большой праздник — Новый год, вот и отметим его у меня в доме, по— родственному!
Камилия согласилась присутствовать на этом празднике скрепя сердце и поначалу молча отсиживалась в сторонке, всем своим видом показывая, что делает одолжение родителям, и не более того. Но когда Эзекиел стал наигрывать на гитаре зажигательные еврейские мелодии, а потом запел своим красивым, берущим за душу баритоном и все принялись ему подпевать, Камилия тоже запела. У неё был прекрасный, хорошо поставленный голос, и во время пения она становилась особенно красивой.
Самуэл, пришедший в гости с любительским аппаратом для киносъёмки, тотчас же пустил его в ход, стараясь отснять как можно больше крупных планов Камилии.
— Я сделаю копию с этой ленты и подарю её вам на память вместе с кинопроектором, — щедро обещал он.
Эзекиел, сразу почувствовав себя кинозвездой, расхорохорился, разошёлся не в меру, не по возрасту. Отложив гитару, завёл патефон и картинно, сильно переигрывая, пригласил Камилию на танец. Отказать отцу она не могла, и вскоре они уже лихо отплясывали, соревнуясь с другой парой, которую составили Жонатан и Ципора.
А Самуэл продолжал фиксировать всё это на киноплёнку.
Все сошлись во мнении, что праздник удался на славу, однако после ухода гостей Камилия попросила родителей впредь не заниматься сводничеством, поскольку из этого всё равно ничего не получится.
— Я с трудом выношу Самуэла, — призналась она Ципоре, и та рассердилась:
— Я знаю, что у тебя на уме! Ты ещё надеешься вернуть Тони, но из этого тоже ничего не получится. Надо было не выгонять его, если он тебе так нужен!
Камилия удивила её своим ответом.
— Знаешь, мама, — сказала она, вздохнув, — меня уже и Тони не волнует. Похоже, я вообще потеряла всякий интерес к мужчинам.
Камилия не лукавила. В тот момент она действительно так думала. Но вскоре ей представилась возможность убедиться в обратном, и этому в немалой степени способствовал Самуэл.
Лишённый удовольствия общаться с Камилией, он вместе с Маркусом и примкнувшим к ним Жозе Мануэлом проводил вечера в борделе, где они в основном пили вино и играли в карты.
Маркус ходил туда из— за Жустини, которая теперь соглашалась ублажать его лишь за деньги — как обычного рядового клиента, а он считал это унизительным для себя и не терял надежды восстановить с ней прежние отношения.
Жозе Мануэл посещал это заведение исключительно за компанию с Маркусом, поскольку ему было невмоготу проводить вечера в одиночестве, без Нины. Там он частенько напивался, но даже пьяным не мог воспользоваться услугами проституток, которые соревновались между собой за право переспать с таким красавчиком. Жозе Мануэл давал им деньги, но при этом говорил:
— Извини, девочка, я люблю свою жену и целовать других женщин не могу.
Однажды он, будучи сильно пьяным, прямо из борделя поехал к Нине, пел у неё под окном серенады, клялся в любви, молил о прощении. Нина его к себе не впустила, а он в результате разбудил весь бедняцкий квартал, да ещё и расшиб себе голову, споткнувшись на лестнице. Спасибо, Мариу сжалился над ним — увёл в свою комнату, где Жозе Мануэл и провёл остаток ночи.
Самуэл был единственным из этой троицы, кто не обделял своим вниманием жриц любви. Но и он, подвыпив, неизменно заводил речь о девушке неземной красоты, которая ранила его в самое сердце. Шлюшки подшучивали над ним, говорили, что неземных красавиц не бывает, все — земные, и он, вероятнее всего, преувеличивает достоинства своей возлюбленной.