Франсиска на секунду задумалась и грустно покачала головой: можно убежать от возлюбленного, даже от мужа, но от детей убежать невозможно.
Фарина словно бы читал её мысли:
— Не пугайтесь! Мы непременно вернёмся. Бегство на этот раз отменяется!
Она улыбнулась и прильнула к нему, ища в его объятиях прибежища от житейских бурь, которые бушевали вокруг неё и в её сердце. Он прижал её к себе крепко и нежно, молчаливо обещая поддержку.
Она подняла голову, посмотрела на него и увидела смешливые искорки, пляшущие в его глазах. И в ответ засмеялась.
Смех был освобождением, вместе с ним прибывали силы и радость, которая захлестнула Франсиску, и уже всё на свете казалось ей необыкновенно смешным. Едва взглянув друг на друга, они начинали хохотать, и эта внезапная смешливость была лучшим свидетельством нахлынувшего счастья.
— Уезжаем сегодня же, — шепнул Фарина. — Я слишком долго ждал и не смогу ждать больше.
— Неужели? А что будет, если сегодня мы не уедем? — с искренним любопытством поинтересовалась Франсиска.
— Я тебя украду! Спрячу! И буду охранять, как своё самое драгоценное сокровище! Вот так! — Фарина ощерился и грозно зарычал. — Все в округе узнают, что появилось ужасное чудовище, и будут трепетать! Что, испугалась? То— то же!
Франсиска затряслась от смеха.
— Да, я чувствую, что дела, призывающие меня в Сан— Паулу, необыкновенно серьёзны.
— Ещё бы! И ты сразу это поняла! Я всегда знал, что ты самая умная женщина на свете!
Фарина ещё продолжал улыбаться, а Франсиска опять вспомнила своего несчастного сына, его нелепую ревность, свои подозрения и стала очень серьёзной.
— Мы поедем завтра, — сказала она. — Я не хочу, чтобы моя личная жизнь стала достоянием моих домашних.
— Но рано или поздно ты, надеюсь, поставишь их в курс дела? — поинтересовался Фарина. — Или мы, как желторотые подростки, всегда будем встречаться в кустиках, чтобы нас не увидели взрослые?
При этих словах Франсиска вспыхнула: призрак Мартино возник у неё перед глазами, но она постаралась отогнать его. Это ужасное постыдное воспоминание, которое она зачеркнула раз и навсегда. Она не хотела к нему возвращаться. Никогда!
Фарина истолковал её смущение по— своему. Нежно притянув её к себе, он прошептал:
— Да ты и впрямь совсем девочка, если до сих пор смущаешься и краснеешь, милая моя!
Франсиска расплакалась. Все свои горести и печали она молча выплакала на груди своего возлюбленного, а он ласково гладил её по голове, время от времени целуя в мокрую щёку...
Маурисиу мгновенно насторожился, узнав, что мать уезжает по делам в Сан— Паулу. Что за неотложные дела? Откуда они взялись? Уж не едет ли она с проклятым итальяшкой, который, наконец, уломал её? Он попытался расспросить Франсиску, вызвать на откровенность, но ничего, кроме сухого ответа, что ей нужно повидаться с одним из кофейных баронов, не добился.
Однако чуть позже Франсиска посмотрела на сына с состраданием и сказала, грустно улыбнувшись:
— Не стоит так волноваться, сынок, ты придаёшь слишком много значения вещам нестоящим!
— Я тебя не понял, мама! — отозвался Маурисиу. — Ты считаешь нестоящей фамильную честь?
— Стоящими вещами я считаю только доброту и любящее сердце, — ответила Франсиска.
— И это говорит Франсиска Железная Рука?! — воскликнул Маурисиу. — Я тебя не узнаю, мама!
Франсиска и сама себя не узнавала, но не стала говорить этого сыну. Ему она сказала совсем другое, надеясь вернуть прежнего, разумного, Маурисиу:
— Не может этого быть, сынок Железной Рукой называли меня чужие люди, а для тебя, для Беатрисы, особенно когда вы были маленькими, я была нежной любящей мамой. Мы все пережили много тяжёлого, но теперь возвращаемся к жизни, и к нам возвращается счастье. Разве не так?
— Ах вот оно что! — повысил голос Маурисиу, и глаза у него загорелись недобрым огоньком. — Я всегда подозревал, что ты помешанная! Ты,помешалась на итальянцах! Во что бы то ни стало, ты хочешь быть счастливой с итальянцем! Но имей в виду, я этого тебе не позволю! Дойду до любой крайности! Себя не пожалею, но итальянца в своём доме не допущу!
Франсиска почувствовала, что ещё минута, и Маурисиу раскрутит себя до истерики, поэтому промолчала. Тема была слишком болезненной для её мальчика, и следовало обходить её стороной.
Она поехала на станцию одна, но в поезде её уже ждал Фарина. Неделя, проведённая вместе, воистину стала для них медовой. Фарина баловал любимую женщину, как может баловать только многоопытный влюблённый мужчина. Он хотел, чтобы праздником становились обед и ужин, чудесным пиром — ночь, а весёлым развлечением — день. Но Франсиске хотелось одного: быть рядом со своим возлюбленным. Всё равно где, но только рядом с ним. Ей не хотелось думать, что пройдёт несколько дней, и она вернётся домой, но одна, без Фарины.