Так Зекинью понял, что ему непременно нужно раздобыть хотя бы чистую одежду и башмаки. А поняв это, он совершил первую в своей жизни кражу: влез через окно в чужой дом, пообедал там, как следует, переоделся в приличный костюм, и даже башмаки хозяина оказались ему впору.
Правда, когда он вылезал обратно из окна, его заметили, и чуть было не схватили. Спасло Зекинью только его умение быстро бегать.
Избавившись от погони и отдышавшись, он пошёл в магазин к Эзекиелу, собираясь попросить у него хоть какую— нибудь работу, но там вместо отца была Камилия. Зекинью стал говорить ей, что хочет заработать денег только на обратную дорогу до фазенды, а в другом месте его никто не возьмёт без документов...
— Нам тоже не нужны проходимцы, — отрезала Камилия и, также пригрозив Зекинью полицией, велела ему убираться вон.
Прошло несколько дней, прежде чем Зекинью повезло встретить в этом городе ещё одного доброго человека. И этим человеком оказалась Мадалена.
Зекинью увидел её в церкви. С некоторых пор он приноровился отдыхать здесь днём, удобно устроившись в уголке на лавке. Ухитрялся незаметно дремать даже во время мессы, а тут вдруг захрапел, перекрывая своим храпом проповедь священника. Все присутствующие посмотрели на Зекинью с осуждением, и только взгляд Мадалены был сочувствующим, жалостливым.
Она держала за руку маленького Томаса, чью мать как раз и отпевали в этот момент в церкви. Матильда умерла сразу после разгона митинга. Вдвоём с Ниной они бежали по улице, спасаясь от конной полиции, Матильда потеряла много сил, и, когда опасность уже миновала, сердце несчастной ткачихи остановилось. Она умерла прямо посреди улицы на руках у Нины. Жозе Мануэл, услышавший о беспорядках на фабрике и поспешивший туда, опасаясь за Нину, подоспел вовремя. Он не только помог Нине отвезти тело Матильды в часовню при церкви, но и взял на себя организацию похорон.
А малолетний сын Матильды остался на попечении Мадалены.
После мессы она отправилась вместе с мальчиком домой, а Зекинью пошёл следом за ней.
Мадалена, заметив это, спросила, что ему нужно, и Зекинью отважился попросить её о помощи.
— У вас доброе лицо, поэтому я к вам и обратился, — пояснил он и стал рассказывать Мадалене свою горестную историю.
Мадалена привела его к себе домой, накормила, а потом ещё и уговорила Мариу впустить Зекинью в комнату на чердаке.
Всё равно вы не сможете её никому сдать, потому что там протекает крыша, — привела она весьма убедительный довод. — А этот парень согласен починить её бесплатно. Вот вам обоим и будет польза.
Зекинью добросовестно отремонтировал крышу, и теперь чердачное помещение стало вполне пригодным для того, чтобы сдавать его жильцам за деньги. А поскольку денег у Зекинью не было, то однажды, войдя к себе в комнату, он обнаружил там новых жильцов, которыми оказались... Маноло и его семейство.
Зекинью не поверил своим глазам: богач Маноло — и вдруг в этом забытом Богом приюте?!
Однако у такой невероятной метаморфозы было весьма простое объяснение. Маноло показалось несправедливым, что некоторые игроки за один вечер выигрывали гораздо больше денег, чем он получал за целый месяц. И он, нарушив правила казино, тоже стал делать ставки.
Известно, что новичкам всегда везет, и Маноло тоже в первый раз выиграл крупную сумму, но уже в следующий раз проиграл все свои сбережения и, конечно же, остановиться на этом не смог — ему нужно было, во что бы то ни стало, отыграться. Маноло стал скрывать от босса часть выручки, чтобы играть на эти деньги, но тотчас же, был схвачен за руку. Тогда он влез в долги, причём настолько, что ему пришлось заложить собственный дом.
А потом случилось то, от чего Маноло предостерегала Камилия: полиция накрыла казино, а хозяев дома арестовала. Эулалия, правда, осталась на свободе, но к ней уже на следующий день нагрянули кредиторы Маноло и сообщили, что его дом отныне переходит в их собственность.
Находясь в полном отчаянии, Эулалия бросилась за помощью к Умберту — больше ей было не к кому пойти.
— Моих родителей арестовали. Их надо выручать. Если ты это сделаешь, то я сумею тебя отблагодарить, — сказала она Умберту, предложив ему ту единственную ценность, которая у неё ещё осталась, — своё женское и человеческое достоинство.
А Умберту без зазрения совести согласился оказать ей услугу за такую плату.