Он нашёл адвоката и дал Эулалии денег на уплату штрафа, которым в результате и отделался Маноло. Его и Соледад выпустили из тюрьмы, но теперь у них не было дома, и Эулалия сняла комнату в приюте у Мариу, за которую тоже расплатилась деньгами Умберту. Родителям же она сказала, что деньги ей дал в долг Жозе Мануэл, по просьбе Нины. Маноло очень не хотелось переезжать в бедняцкий квартал, но выбора у него не было: вместе с домом он лишился также и мебели, и всего остального имущества.
А тут ещё, словно в наказание ему, Эулалия сняла комнату, которая уже была занята тем самым бродягой, которого Маноло не так давно взашей выгнал из своего дома. Зекинью наотрез отказался её освобождать.
— Я первый здесь поселился, к тому же отремонтировал её, а теперь вы меня отсюда выставляете? — сказал он Мариу с укором. — А мне больше некуда идти, и я тут останусь!
— У тебя нет денег, чтобы платить за эту комнату, — ответил Мариу.
— А у вас не было бы этой комнаты, если бы я не починил крышу! — парировал Зекинью. — Так что, ещё неизвестно, кто из нас кому задолжал. Я буду жить здесь, а для них ищите другое место.
— У меня ни одного свободного места, — сказал Мариу. — А они уже сделали первый взнос.
— Так верните им деньги, и пусть они идут в другой пансион.
— Нам некуда идти, — сказала Эулалия, глядя на Зекинью с такой болью, от которой у него дрогнуло сердце. — И денег у нас нет, мы едва наскребли на этот пансион, самый дешёвый в городе.
— Ну что ж, живите пока у меня, я готов временно потесниться, — нашёл неординарное решение Зекинью.
Маноло, до сих пор сдерживавший себя изо всех сил, взорвался:
— Что значит «потесниться»?! Как ты себе это представляешь? Я, моя жена и моя дочь будут жить с тобой в одной комнате?!
— Ну а как же иначе, если вам больше некуда идти? — уставился на него Зекинью. — Мы можем разгородить её на две части с помощью ширмы...
— Но мы же заплатили деньги, а ты — нет, насколько я понял, — продолжал упираться Маноло, но его неожиданно осадил Мариу:
— Вы внесли плату только за один месяц, а не за три, как у нас положено. И работы ни у кого из вас нет. Где вы возьмёте деньги на следующий взнос? Фактически я впустил вас сюда из милости. И у Зекинью в самом деле гораздо больше прав на эту комнату, он оборудовал её своими руками. Так что я посоветовал бы вам принять это предложение. Он проявил по отношению к вам любезность.
Маноло на сей раз промолчал, и окончательное решение пришлось принимать его жене.
— Ладно, мы остаёмся здесь, — сказала она Мариу. А специально для Маноло добавила: — Это всё равно лучше, чем спать на улице или... сидеть в тюрьме.
Глава 18
Как и следовало ожидать, покупка Марией фазенды не только не порадовала Тони, но и вызвала в нём активный протест.
Прежде всего он возмутился тем, что Мария сделала это без его ведома.
— Но с тобой же невозможно было поговорить о каких— то серьёзных вещах, — сказала она в своё оправдание. — Ты приходил поздно и сразу засыпал, тебе было не до разговоров, а потом ты лежал с разбитой головой, я не могла тебя волновать.
— Значит, ты понимала, что такая новость может быть опасной для моего здоровья?
— Не передёргивай, Тони! В том состоянии любая новость могла стать опасной для тебя. А сейчас ты, слава Богу, здоров, и мы можем ехать на нашу фазенду.
— Я не хочу жить на фазенде. Я буду жить в городе.
— Но ты ничего не зарабатываешь в своей газете!
Это замечание Марии особенно уязвило Тони.
— Но я и не живу за твой счёт! Я не прикасаюсь к твоим деньгам!
— Во— первых, деньги не мои. Во— вторых, ты будешь работать на фазенде. В— третьих, всё моё принадлежит нам обоим, — продолжала уговаривать его Мария. — Тони, в городе опасно! Здесь тебя ударили по голове. Так чего ещё ты ждёшь? Чтобы тебя убили?
— Я делаю то, что считаю нужным.
Тут Мария не удержалась и напомнила ему о Камилии:
— Я знаю, ты не хочешь ехать на фазенду из— за неё! Но пока она рядом, тебе не будет покоя.
— Перестань, я не хочу об этом разговаривать!
— Тогда мне придётся говорить одной, потому что я мать твоего ребёнка.
— Да, но ты не хозяйка мне, чёрт возьми! — рассердился Тони и вышел из комнаты, хлопнув дверью.
Чуть позже на него насел Дженаро и тоже стал говорить сыну о его опасных связях с коммунистами, о разбитой голове, о необходимости взяться, наконец, за ум.
— По— твоему, это дело — бегать от полиции? Это преступление! Потому что у тебя есть сын, есть жена. Ты должен заботиться о семье!