— Я уже была в тех краях, там красивые места, — оправдывалась Мария. — Сеньор Фарина говорил, что наша фазенда находится неподалёку от фазенды сеньора Винченцо, у которого я жила. Это замечательные люди, мы у них остановимся, и они нам помогут там обустроиться.
Маркус, услышав об этом, тоже отчитал Марию за беспечность:
— Ты не должна была так безраздельно доверять Фарине. Мало ли какие недостатки могут там вскрыться! Ты должна была всё хорошенько посмотреть сама, да ещё и эксперта пригласить, может, та земля и не стоит таких денег! Почему ты не посоветовалась хотя бы со мной?
— По той же причине, что и с Тони не посоветовалась, — ответила Мария. — Вы же вместе целыми днями пропадали на своих стачках! Но ты можешь быть спокоен, тут всё без обмана. Эту землю мне продала твоя Жустини!
Маркус так и открыл рот от изумления: во— первых, откуда у Жустини земля, а во— вторых, она же в этом абсолютно не разбирается и могла продать Марии кота в мешке.
— Ну— ка, покажи мне купчую, — сказал Маркус, переведя дух.
Мария принесла ему купчую, и Маркус, внимательно изучив этот документ, нашёл, что всё оформлено строго по закону.
Однако вопрос о качестве земли у него остался, и Маркус решил выяснить это непосредственно у Жустини. Она же, едва услышав, что речь пойдёт о недавней сделке, напряглась, и Маркус это заметил.
— Мне кажется странной вся эта история, — сказал он. — Если тут есть какой— то подвох, то сделку нужно расторгнуть!
— Я не понимаю, в чём проблема? — вскинулась на него Жустини. — Я назначила цену, Мария заплатила. Зачем же расторгать сделку?
— Мария выложила за это практически все деньги, какие у неё были. Неужели тебе позволит совесть...
— Маркус, ты подозреваешь меня в обмане? — перебила его Жустини. — Ты же говорил, что любишь меня! А теперь обвиняешь невесть в чём?!
— Я хочу знать правду, чтобы в случае чего предупредить Тони и Марию. Сделку расторгнуть ещё не поздно, — вновь повторил Маркус.
Обеспокоенная его настойчивостью, Жустини решила изменить тактику.
— Ты вздумал потрепать мне нервы? — сказала она с укоризной. — Может, ты мстишь мне за то, что я тебя к себе не подпускаю? Так ты сам виноват. В конце концов, Маркус, будь со мной поласковее, и я тебя прощу. Пойди выпей чего— нибудь, сегодня выпивка за мой счёт.
Маркусу показалась подозрительной эта внезапная перемена в её настроении, но чары Жустини оказались более действенными, и в результате он подумал: «Даже если тут что— то не так, я всё равно ничего не могу сделать. Бумаги— то в порядке!»
После этого больше не осталось препятствий на пути Тони и Марии к их новому приобретению.
Зато у них осталось несколько важных дел, которые они считали необходимым осуществить накануне отъезда. Мария решила, что им обязательно нужно уважить Дженаро — послушать, наконец, его игру в ресторане. А Тони, конечно же, не мог уехать на фазенду, не простившись с Камилией, и однажды вечером отправился к ней на фабрику, надеясь застать её там одну.
Камилия уже давно не видела Тони и не знала, почему он перестал к ней приходить. Его увлечение политикой она не считала веской причиной для того, чтобы забыть о ней, Камилии.
— Вероятно, я недооценила итальянку, — вынуждена была признать она в разговоре с Ципорой. — Тони оказался у неё под каблуком.
Но сдаваться на милость победительницы Камилия вовсе не собиралась. Она выжидала. Тони долго не выдержит диктата Марии! Каждый день без Камилии очень скоро станет для него пыткой, и он прибежит к ней. Непременно прибежит! И тогда их отношения станут ещё более страстными, чем прежде!
Так рассуждала Камилия, но дни проходили, а Тони всё не появлялся.
Ожидая его, Камилия допоздна задерживалась на фабрике и домой возвращалась в сумерках, что с некоторых пор стало небезопасным: в городе появились банды молодчиков, которые называли себя интегралистами, но на самом деле были ярыми антисемитами. Пользуясь попустительством властей, они под покровом темноты избивали евреев, по неосторожности оказавшихся в это время на улице.
Опасаясь за дочь, Эзекиел умолял её возвращаться домой пораньше, а когда она отказалась — стал ежевечерне встречать у ворот фабрики, чтобы Камилия не шла по улицам одна.