— Что с тобой? У тебя сейчас такой же взгляд, как во время того ужасного затмения, — сказала она.
— Ты ошибаешься, я полностью владею собой, — отве¬тил Маурисиу. — Моё предчувствие подтвердилось, я сам слышал, как Фарина сказал, что хочет нас обокрасть. Он отдаст всю фазенду ребёнку, которого ему родит наша мать! Сестра, мы не должны допустить, чтобы этот ребёнок родился!
— Что ты говоришь, Маурисиу?! — пришла в ужас Беатриса.
— Если этот ребёнок появится на свет, мы потеряем всё. Мы станем нищими! Этого нельзя допустить!
— Маурисиу, ты опять сошёл с ума, — с болью констатировала Беатриса. — Ты собираешься убить малыша, который ещё не родился? Убить нашего брата?
— Он нам не брат. Пока ещё не брат. Жизнь начинается только после рождения.
— Нет, дети начинают жить в материнской утробе. Наш брат уже живёт, просто он живёт в матери.
— Значит, ты отдашь им всё? — огорчился Маурисиу. — Фарина уже украл у нас материнскую любовь, а теперь он хочет обобрать нас до нитки!
— Да ради Бога! Я не боюсь бедности! — воскликнула в запальчивости Беатриса.
Маурисиу засмеялся, но этот смех получился у него каким— то зловещим.
— В самом деле? — спросил он у сестры. — Ты готова родить своего ребёнка в лачуге? Ты хочешь, чтобы он бегал босой, в тряпье, со вздутым от голода животом?!
— Нет, Маурисиу, такой судьбы для своего ребёнка я не хочу.
— Тогда помоги мне! Помоги ради своего малыша! Прошу тебя!
— Это я тебя прошу: успокойся! — взмолилась Беатриса. — Ты всё преувеличиваешь. Как я могу тебе верить, если ты сам говорил, что слышишь какие— то голоса?
— Да, слышу, — подтвердил Маурисиу. — Иногда я слышу голоса, и они предупреждают меня, что у нас в доме есть смертельный враг.
— Боже мой! — воскликнула Беатриса. — Бабушка Рита тоже говорила, что мы должны остерегаться какого— то мужчины, который способен уничтожить всё наше семейство!
— Ну, вот видишь, всё сходится! — подтвердил Маурисиу. — Этот мужчина не кто иной, как Фарина!
— Нет, этого не может быть, — замахала на него руками Беатриса. — Сеньор Фарина сделал нам столько добра! Он заботился о тебе не хуже родного отца!..
— Ну ладно, я всё понял, — усталым голосом сказал Маурисиу. — Ты не хочешь в это ввязываться, потому что боишься замарать свои ручки. И значит, мне нужно всё сделать одному за нас двоих.
— Что ты собираешься делать? — в испуге спросила Беатриса, но не услышала ответа.
А Маурисиу, убеждённый в том, что ребёнок Фарины не должен появиться на свет, отправился к Рите и как бы невзначай завёл с ней беседу о травах, способствующих прерыванию беременности.
В прежние времена он частенько расспрашивал её о назначении разных трав, которые она собирала и хранила у себя в каморке, поэтому сейчас Рита не усмотрела ничего подозрительного в его поведении.
Маурисиу же, выяснив, где Рита хранит нужную ему траву, отправился в её каморку ночью, но едва он успел взять узелок с травой и выйти во двор, как дорогу ему преградил Форро, державший в руках увесистую дубинку.
— Стой! Кто здесь? — грозно окликнул его Форро.
— Это я, Маурисиу.
Форро опустил дубинку и шумно выдохнул.
— Вы меня напугали, сеньор Маурисиу. Что вы делаете здесь ночью?
— Мне не спится, вот я и вышел подышать свежим воздухом. Спокойной ночи, Форро! — сказал Маурисиу и направился к своему дому.
Но и там ему пришлось столкнуться с неожиданным препятствием в лице Марселло.
Маурисиу крадучись прошёл на кухню, где в это время Марселло тайком от семьи поглощал жареную курицу. Он, бедняга, так и не научился ловко орудовать ножом и вилкой, поэтому старался меньше есть за общим столом, и неудивительно, что к ночи его одолевал жуткий голод. Зная, что на кухне осталась жареная курица, Марселло не мог уснуть, пока не добрался до неё, а тут его и застал Маурисиу.
— Что ты тут делаешь среди ночи? — спросил он Марселло.
— Я пришёл сюда попить воды, — соврал тот. — А как ты здесь оказался?
— А я услышал шум на кухне и зашёл посмотреть, — тоже соврал Маурисиу.
— Ну, извини, если я тебя разбудил, — повинился Марселло и вдруг спросил: — А что это у тебя за узелок в руках?
— Так, ерунда... — туманно ответил Маурисиу, поспешно покидая кухню.
Марселло, оставшись один, не отказал себе в удовольствии доесть курицу до конца, а утром Нока не переставала удивляться:
— Ума не приложу, как сюда могла забраться собака! Представляете, она съела всю курицу и даже косточки изгрызла!
Заглянувший на кухню Маурисиу спросил её: