— Он только на словах согласен дать мне свободу, а на деле хочет быть моим хозяином!
— Так, может, пусть лучше он будет твоим хозяином, а не тот сеньор с фабрики, который заставляет тебя работать, как скотину? — ввернула своё Мадалена и вновь услышала:
— Нет, я не буду зависеть от мужа! Тем более от такого, который обманывает меня. Всё кончено! Если бы он меня любил, то не стал бы лгать. Я нужна ему не как человек, а как красивая игрушка. Но я человек и никому не позволю унижать меня!..
Глава 21
Пока Тони и Мария были в отъезде, на Дженаро свалилась неслыханная удача: его давняя мечта стать концертирующим пианистом вдруг сама собой воплотилась в реальность.
Произошло это, в общем, случайно. В отеле Жонатана поселилась семейная чета, бежавшая из Германии. Это были очень богатые евреи. Муж — банкир, жена — большая любительница классической музыки. Там, в Германии, она понесла тяжёлую утрату — фашисты убили её родного брата, который был талантливым пианистом, концертирующим по всей Европе.
И вот в память о любимом брате госпожа Голдсмит и попросила Дженаро исполнить несколько пьес немецких и австрийских композиторов.
— Мы евреи, но всю жизнь прожили в Германии, вот почему эта музыка стала для нас родной, — пояснила она Дженаро. — К несчастью, нам пришлось бежать оттуда. Мы бросили там всё, взяли только деньги и драгоценности... Боюсь, я никогда уже не смогу вернуться на родину, так пусть хотя бы музыка навеет мне приятные воспоминания. Сеньор Жонатан сказал нам, что вы — великолепный пианист— виртуоз.
Польщённый такой оценкой и таким вниманием к его персоне, Дженаро вложил в исполнение музыки Бетховена, Моцарта, Шумана всю свою душу и был за это щедро вознаграждён. Госпожа Голдсмит сказала ему, что во время концерта ей показалось, будто за роялем был её любимый брат. В её устах это было высшей похвалой, однако она не ограничилась комплиментами, а перешла к конкретному предложению:
— Вы, такой высококлассный пианист, не должны играть в ресторане, где люди, слушая вас, жуют. Я хочу помочь вам. Сначала мы устроим несколько концертов, где вы, я надеюсь, исполните музыку из репертуара моего брата. Разумеется, играть вы будете в настоящем концертном зале, который мы специально для этого снимем. А потом вы сможете формировать свой репертуар по собственному усмотрению.
— Вы что, хотите, чтобы я выступал с концертами постоянно? — спросил ошеломлённый Дженаро.
— А вы разве этого не хотите? — задала ему встречный вопрос госпожа Голдсмит и, не дождавшись ответа, продолжила: — Поначалу, пока вы ещё не достаточно известны широкой публике, я буду платить вам сама. Не беспокойтесь, это будут хорошие деньги. Вы сможете на них купить приличный автомобиль и поселиться в такой же гостинице, как эта. Но я не сомневаюсь, что очень скоро сборы от концертов превысят мои финансовые возможности, и тогда мы сможем отправиться в концертное турне по Соединенным Штатам.
Слушая ее, Дженаро словно во сне пребывал: о такой перспективе он даже никогда не мечтал. Предел его мечтаний всегда простирался не дальше границ Италии, где он жил прежде, а тут вдруг — турне по США!..
Но как бы там ни было, а свой первый концерт на широкой публике, устроенный в еврейской общине, он отыграл блестяще и получил за это кучу денег.
— Жаль, что Мария увезла Тони на фазенду, — сказал он Мариузе. — Теперь, когда я начал зарабатывать большие деньги, мой сын тоже смог бы посвятить себя музыке. Я бы освободил его от любой физической работы, не связанной с музыкой, и усадил бы за фортепиано. Ему потребовалось бы не так уж много времени, чтобы восстановить прежнюю технику игры. Он очень талантлив! Я сейчас мечтаю о том, что когда— нибудь мы вдвоём с ним будем разъезжать с концертами по всему миру!
— А не слишком ли вы размечтались, маэстро? — спросила Мариуза. — Может, вы забыли, что в последнее время вашего сына гораздо больше привлекали коммунистические идеи, нежели музыка? Так что пусть он лучше поживёт на фазенде, пока из него не выветрится эта дурь. Разве я не права?
Дженаро был вынужден с ней согласиться, однако вскоре их обоих постигло жестокое разочарование: во— первых, Тони и Мария вернулись в Сан— Паулу без земли и фактически без средств к существованию, а во— вторых, сын отказался брать у отца деньги, вновь стал работать в газете и — самое печальное — ринулся в политическую борьбу с удвоенной энергией.
Выяснять отношения с Жустини Тони даже не попытался, считая это бессмысленным, — по поведению Фарины он понял, что эта парочка изначально замышляла обобрать Марию, поэтому и ждать от них возвращения денег, конечно же, не стоит.