То, на что она не могла так долго решиться, решилось для нее сейчас.
— И уедешь с ним? — спросил Маурисиу.
— Уеду! — решительно ответила Беатриса.
Маурисиу остановил автомобиль возле своей пристройки. Они вышли из автомобиля вместе.
— Я хочу повидаться с Катэриной и своим племянником, — сказала Беатриса.
Маурисиу кивнул:
— Конечно, конечно. Иди, сейчас и я приду, вот только поставлю автомобиль в гараж.
Беатриса легко взбежала по ступенькам, и каково же было ее удивление, когда первым она увидела Марселло!
— Ты? — он не поверил своим глазам. — Откуда? Из школы? А мне сказали, что ты уехала в город.
— Я соскочила с поезда, — Беатриса счастливо улыбнулась. — Я не могу без тебя. Ты возьмешь меня с собой?
— Прямо сейчас? Возьму! — и он подхватил ее на руки. Старая Рита смотрела из окна на хохочущую парочку.
— Кого-то мне напоминает этот молодой человек… — задумалась она. — Никак не могу припомнить, кого же он мне напоминает?..
Глава 44
У Мартино дела, похоже, шли на лад, и он уехал в очередную поездку. Мария одела малыша понаряднее и повела его к Дженаро. Она шла, и сердце у нее замирало. А что, если по дороге ей встретится Тони? И она начинала представлять себе, что будет, если она действительно встретит Тони… Но кроме оглушительного сердцебиения, уже ничего не чувствовала. Мария пришла взволнованная, встревоженная. Мариуза, взглянув на нее, всполошилась, уж не плохо ли молодой сеньоре? Или с ребенком что-то случилось? Но Мария ее успокоила: они оба просто не привыкли к страшной жаре. Мариуза пригласила их посидеть в большой полутемной столовой и пообещала принести свежеприготовленного апельсинового сока.
— Вам придется немного подождать дона Дженаро, — сказала она. — Он обычно приходит с работы и отдыхает.
Мариуза дорого бы дала, чтобы узнать, кто такая Мария и какие у нее дела с Дженаро — одиноким как перст стариком, играющим по ночам в борделе. Старику частенько не хватало денег, чтобы заплатить за комнату в пансионе, но Мариуза не выгоняла постояльца.
— Куда он пойдет? — говорила она Изабелле. — Не в борделе же будет жить. Рано или поздно расплатится!
Доброе сердце Мариузы ее не обманывало. Приходил день, а вернее, ночь, когда богатый клиент отваливал старику большие чаевые, и Дженаро с довольным видом небрежно расплачивался сразу за месяц или два, с тем чтобы снова потом задолжать. Но для Мариузы ее постояльцы были чем-то вроде семьи. Она входила в заботы и любовные переживания молодых, помогая советом, а иной раз и чем-то более существенным. Опекала и старика Дженаро. Она охотно расспросила бы Марию, кем та ему доводится, но сочла, что для расспросов еще не настало время, и пошла будить старика.
Едва услышав, что внизу его дожидается женщина с ребенком, Дженаро мигом привел себя в порядок, оделся в лучший костюм и спустился. Внук привел его в восторг. Он узнавал в нем маленького Тони и чуть ли не со слезами на глазах вспоминал прошлое. Кто узнал бы в этом светло улыбающемся старике упрямого, неуступчивого, вечно раздраженного Дженаро?
— Пойдем посидим в кафе, доченька, — предложил он Марии, — я хочу угостить вас мороженым.
Мариуза с удивлением взглянула на Дженаро, потом на Марию: неужели эта молодая женщина в самом деле его дочь? Дженаро важно кивнул в ответ на недоумевающий взгляд хозяйки пансиона, которая не обнаружила ожидаемого сходства, торжественно взял Марию под руку, а малыша за руку, и они вышли на улицу.
Проходя мимо музыкального магазина, старик и Мария с заговорщицким видом переглянулись: здесь они встретились! Это их магазин! Он навсегда останется для них особенным, заветным местом! Неуклюжие звуки неслись из магазина: кто-то деревянными пальцами долбил по клавишам. Дженаро поморщился.
— Когда-нибудь я сыграю для тебя все, что ты захочешь, — пообещал он. — Мы придем сюда, и я буду играть только для тебя.
Мария оценила честь, которую собирался оказать ей сеньор Дженаро: в Чивите он был такого высокого мнения о своем искусстве, что не снисходил даже до разговоров с простыми смертными, не то что до игры для них.
Если бы они знали, что нескладные звуки, которые они слышали, выходили из-под пальцев Тони! Набухшие от тяжелой работы пальцы утратили беглость и двигались с трудом по той клавиатуре, по которой когда-то порхали. Нескладная музыка внезапно оборвалась. Едва не застонав, Тони схватился за локоть: перенапряженные мышцы отозвались сильной болью на его усилия. «Больше мне уже никогда не играть!» — подумал он с кривоватой улыбкой и застыл на стуле, свесив вдоль спинки тяжелые руки.