Эзекиел был не меньше Тони озабочен отсутствием у зятя доходов. Мужчина должен зарабатывать приличные деньги и прилично содержать семью, иначе что это за мужчина? Мысль о том, что его дочь выбрала себе в спутники такое ничтожество, печалила старого Эзекиела. Он считал, что его долг все-таки сделать из этой размазни человека.
После того как в части мастерской он открыл еще один маленький магазинчик, для которого стала шить Соледад, а продавать сшитую одежду стал ее муж Маноло, торговля у Эзекиела пошла куда более бойко. Если человек крутится, то у него все получается. Таково было твердое убеждение Эзекиела. Зять его раздражал отсутствием инициативы. Вот Эзекиелу инициативы было не занимать! Для начала он стал обходить своих приятелей, заходил то к одному, то к другому, и каждого спрашивал, нет ли у них какой-нибудь «художественной» работы для его зятя.
Старые евреи сочувственно покачивали головами, — ох, как они понимали Эзекиела! — но помочь ничем не могли. Один из них торговал обувью, так какую тут предложишь художественность? Другой — овощами, и тут товар говорил сам за себя. А третий развозил воду на тележке, и разные художества выделывал его ослик, так что и тут помощники не требовались.
— Пойди к нашему реббе, Эзекиел, — советовали они ему в один голос. — Если и он тебе ничего не подскажет, то придется тебе самому содержать твоего зятя и твоих внуков, потому что счастье дочери и ее детей превыше всего!
Эзекиел и сам так думал: счастье дочери было для него превыше всего. Навестив еще двух-трех приятелей, он отправился к раввину. И раввин — мудрый из мудрейших — разрешил проблему Эзекиела.
— Почему бы, — спросил он, — твоему зятю не заняться надгробными плитами? Я думаю, что это высокохудожественное занятие принесет ему приличный доход, и он станет очень уважаемым человеком.
Эзекиел чуть не прослезился от радости. Как он сам до этого не додумался? Такое достойное и почтенное занятие! Он поблагодарил раввина сто раз, а когда шел домой, то был счастлив радостью своих домашних, которые обрадуются так же, как он, найденному выходу.
Глаза Эзекиела сияли, когда он сообщил Тони о представившейся ему возможности.
— Ты только подумай, как тебя будут все уважать! — заключил он свой панегирик предлагаемой профессии.
Тони посмотрел на него с изумлением.
— Но я вовсе не хочу заниматься надгробиями, — сообщил он. — Это дело мне не по душе.
— А что тебе по душе? Умирать от голода? И морить голодом жену и детей? — кротким голосом поинтересовался Эзекиел.
Тони вспыхнул.
— Мне кажется, не стоит попрекать меня куском хлеба, — заявил он. — Я ушел из вашего дома и не собирался в него возвращаться.
— Не стоит попрекать и Камилию за то, что она полюбила тебя и стала верной и преданной женой, — отозвался тесть.
— Не стоит, — согласился, устыдившись, Тони.
— А тебе стоит подумать над моим предложением, — продолжал Эзекиел. — По душе тебе должно быть теперь то дело, которое позволит достойно содержать твою семью. Разве тебе не хочется иметь свой дом, быть в нем хозяином? Разве сладко всю жизнь есть из чужих рук?
— Нет, не сладко, — честно признался Тони.
— Поэтому я и нашел дело, которое поставит тебя на ноги, — нарочито спокойно, словно бы говоря с упрямым ребенком, заключил Эзекиел.
— Спасибо, — наконец-то выдавил из себя Тони, но в голосе его не звучало никакой благодарности. — Я подумаю.
В мастерской Тони стал советоваться со своей любимой Девой Марией.
— Матерь Божия! — молился он. — Научи меня, что делать. Умудри меня, дай понять, как поступить. Я знаю, что, приняв предложение тестя, я навек останусь при могильных плитах на еврейском кладбище. А мне хочется совсем другого! В душе у меня звучит музыка, и я хотел бы записать все мелодии, которые звучат у меня в душе.
Он запел удивительно трогательную и нежную мелодию.
— Ах, вот оно что! — услышал он раздраженный женский голос. — Ты поешь для своей Марии!
Тони повернул голову и увидел стоящую на пороге Камилию.
— Ты ошиблась, — миролюбиво сказал он, — я пою совсем не своей Марии, я пою Деве Марии.
Камилия взглянула на изображение, и глаза ее загорелись злобой.
— Как ты посмел изобразить свою бывшую невесту Божьей матерью? Я уверена, что это она!
Камилия понятия не имела, какой была эта ненавистная Мария из Чивиты, но интуиция ей подсказала, что прототипом этой скуластой, большеглазой с крутым лбом Божьей Матери была земная реальная девушка.