— Чтоб я про свою малую родину такого больше от тебя не слышал, — буркнул Родион.
Подумал и согласился. Что угодно было лучше, чем сидеть в пустой квартире и пить в одиночестве. Родион вполне осознавал, что у него есть все шансы превратиться в тихого алкоголика. К сожалению, это было наследственное.
Много лет после отъезда матери отец держался. Он служил в штабе вертолётного полка и каждое утро отправлялся пешком в расположение неподалёку. Остров считался наиболее вероятным местом высадки возможного противника: спорная территория, южнее — Япония, за океаном — Америка. Родион приходил из школы, готовил нехитрый обед, потом ужин и ждал отца, глядя в окно: удобно, окна кухни и большой комнаты выходили на «централку», единственную, по сути, улицу посёлка, мощённую всё теми же бетонными плитами, превратившимися от частых дождей в подобие вылезших из земли древних окаменелостей. Попивать отец начал, когда Родион учился уже в старших классах. Всё больше, всё глуше, всегда в одиночку.
— Батя, ну ты чего? — укорял его Родион.
— Она права: ни в чём нет смысла, — ответил как-то отец, удерживая на столе бутылку, которую Родион попытался было забрать.
Разумеется, отец говорил о матери. Так и не смог её забыть. Вскоре Родион закончил школу, на семейные сбережения уехал попытать счастья в Москву, неожиданно легко поступил в тамошний медицинский вуз, отец же рано, как все военные, вышел на пенсию и остался в посёлке — ему-то ехать было некуда. Когда Родион, весёлый циничный студент «мёда», приехал на каникулы (а получилось только после второго курса: дорого, до островного «центра» лететь почти через всю Россию, с пересадками), то обнаружил отца уже спившимся напрочь, обтрёпанным и синюшным алкашом в такой стадии, которую сверстники Родиона презрительно называли «бухарь». Таких — проспиртованных безымянных тел с циррозом печени, бомжей из московских вокзалов и подворотен, — полно было в морге, где Родион работал ночным санитаром, вполне недурная работа для студента, сиди себе над учебником, зубри, или спи, или в телевизор пялься, главное — в документах ничего не напутать, когда труп привезут. Однако подработка оказалась словно неким предзнаменованием: на следующий год отец по пьяни замёрз насмерть, у самого дома, прямо на «централке». Упал — и мигом замело. А метели на острове бывали лютые, иногда жителям посёлка приходилось спускаться из окон вторых этажей, чтобы откопать в снегу дверь подъезда и окна соседей этажом ниже. Из-за учёбы и подработок Родион не смог прилететь на похороны. И вообще с тех пор даже не думал возвращаться на остров. Но с нелепой отцовской смертью незримая трещина поперёк его жизни стала длиннее и глубже.
— Эй, турист! — закричал водитель, открыв дверь. — Сворачивай съёмку, скоро прилив начнётся! Щас уеду, сам выбирайся как знаешь!
Пока Костя возился с фототехникой, Родион вышел поразмяться, побродить вокруг автомобиля по антрацитовому влажному песку. Нахлынули звуки и запахи, до того лишь просачивающиеся из окна, знакомые с детства: гул океана, сдержанный, но грозный, скрипучие крики чаек, йодистый запах водорослей… и дух разложения. Последнее Родион, три с лишним года отработавший в морге, ни с чем бы не перепутал: удушливый сладковатый смрад, какой царит в секции с гнилыми трупами, ещё потом много лет, даже когда Родион стал преуспевающим пластическим хирургом, иногда мерещился ему во снах. Ужаснее всего, помнится, был убитый толстяк, которого нашли в лесопарке: на момент, когда его доставили в морг, в нём завелось столько всякой живности, что каталка под ним слегка ездила туда-сюда. Родион никогда не считал себя впечатлительным, но эта каталка позже во сне не раз ехала на него по коридору…
Труп обнаружился неподалёку, за большим отполированным волнами камнем. Мужчина в дешёвом тренировочном костюме, какими торговали на острове. Лицо распухло и поблёкло, из приоткрытого рта вывешивались, распластавшись по щекам, нити водорослей.
— Тут труп, — громко сказал Родион. — У вас в посёлке никто не пропадал в последние дни?
— Чего? — заорал водитель. — Не слышу!
— Утопленник тут, говорю!
Подошёл Костя и первым делом вывернул на песок весь свой завтрак. Родион спокойно и внимательно разглядывал тело. Водитель, пожилой мужик, капитан в отставке, всякого навидавшийся, тоже не слишком впечатлился, только сказал:
— Ну, этот не из наших. Хотя хрен поймёшь, морду как раздуло… Со скал, что ли, свалился?