Двадцать тревожных минут спустя он выбрался из траншеи и уже осматривал изнутри развалины церкви. Пусто, только скреблись и шныряли в щебне на полу невидимые крысы. Он поднял взгляд к зияющей над головой дыре и различил деревянный помост на колокольне. Там он был бы невидим. Только одной мелочи Люкс не предусмотрел.
Деревянная лестница к этому помосту оказалась разбита снарядами.
Вторник
Ватсона разбудил внезапный приступ страха. Сердце стучало, как пошедший вразнос мотор, на загривке проступила пленка пота. Он понимал: что-то приснилось, но образы сновидения испарялись как дым, оставляя только смутное беспокойство. Он угадал чье-то присутствие в спартанской келье, служившей ему квартирой, и зашуршал соломенным матрасом в тот самый миг, когда раздвинулись шторы. Ватсон ожидал увидеть Бриндла, но силуэт у окна оказался ниже ростом. Впрочем, мало кто был выше Бриндла.
– Алло?
– Простите, что напугал вас, майор. Ваш денщик вызвался помочь могильщикам. Попросил меня принести вам чай. Вчера не было времени познакомиться. Я – Каспар Майлс.
Этого американца Ватсон вчера видел в сортировочной одетым в костюм для гольфа. Сегодня на нем была шерстяная безрукавка поверх рубашки с воротничком и галстуком-бабочкой. И еще пара фланелевых брюк, по которым даже не слишком внимательный человек отличил бы его от британца.
Майлс поставил чай на приставной столик и взял в руки пистолет, который Ватсон по давней привычке держал рядом.
– Господи, что за рухлядь?
– Мой старый армейский пистолет, – не без обиды ответил Ватсон.
– Да что вы? – Майлс взвесил его на руке. Ватсон заметил, что костяшки правой в сравнении с левой неестественно вздуты. – Что я вам скажу, майор: к нему бы приделать колеса, нанять упряжку и выкатить на передовую. Получится отменная гаубица. – Рассмеявшись, насмешник положил оружие. – Шучу. Послушайте, скоро восемь. Не хотите ли совершить обход вместе со мной?
Ватсон постарался скрыть обиду за старого боевого товарища.
– Конечно, буду рад. Но скажите, доктор Майлс, что делает выпускник Гарварда в британском эвакогоспитале?
Американец опешил, но тут же овладел собой:
– Кто сказал, что я из Гарварда?
– Никто. Но ведь вы из Гарварда?
– Конечно, – с гордостью подтвердил тот. – Из Гарвардского добровольного медицинского полка. Однако…
– Кольцо. Три открытые книги с надписью «Veritas».
Майлс опустил взгляд на кольцо с печатью на мизинце.
– Конечно же! Как я не догадался…
– Один мой коллега изучал символику американских учебных заведений для монографии, обращая особое внимание на тайные общества.
– Мое тайное общество – эта война, – усмехнулся Майлс. – Родители уверены, что я учусь в Швейцарии. Добровольцев не вносили в списки, так что им не пришло официальное уведомление. И нам не присваивают званий, поэтому… – он указал на свой штатский наряд. – Но врачи, видите ли, нужны, а я чертовски хороший врач.
Ватсон улыбнулся его молодой самоуверенности. Этому человеку не исполнилось и тридцати. Длинное гладкое лицо, аккуратно подстриженные черные усы и обезоруживающе открытый взгляд. Напомаженные волосы были расчесаны на прямой пробор. От врача пахло лавровишневым лосьоном. Как видно, дома он был из щеголей.
– Не сомневаюсь. И мы, союзники, тем более признательны за добровольную помощь, что это не ваша война…
– Я считаю ее своей. Насаженные на штыки младенцы, изнасилованные монахини, казни гражданских лиц, торпедированные суда, отравляющие газы… – Он сбился. – Да, понимаю, есть преувеличения. Но я считаю, это просто война. Хорошая война.
Ватсон не был уверен, что к войне применимо определение «хорошая». Но дело фон Бока, когда Холмс еще до начала сражений разоблачил шпионскую сеть, действовавшую по всей Англии, убедило его, что некие круги в Германии питают вполне реальные экспансионистские планы покорения Европы и захвата Пролива. Справедливая война? Нет. Необходимая? Да.
– У меня есть и личные причины, – добавил Майлс.
Эти личные причины должны быть очень вескими, рассудил Ватсон. Добровольцы – врачи, сестры, водители санитарных машин – жертвовали американским гражданством. Неудивительно, что молодой человек скрыл от родителей правду.
Майлс криво улыбнулся и прижал кулак к груди.
– Разбитое сердце, если вам любопытно. Встретимся внизу через десять минут?
– Лучше через пятнадцать, – поправил Ватсон. – Мои старые суставы теперь не так легко гнутся.
– Значит, через пятнадцать. После обхода позавтракаем. – Он рванулся к двери и, уже открывая ее, спросил: – Джон Ватсон, не так ли?