— Богушка, богушка! — неистово заорал. — Отстанете вы от меня или нет? Видите, не до вас!
Сестры обиделись, ушли в горницу.
Мишка устало опустился на табурет: «Вот опять день погублен. И на лесосеку не ездил и уроки не приготовил…»
Заниматься Мишке не хотелось. Но он пересилил себя, разложил на столе книги и тетради.
Мать удивилась, застав его расхаживающим по комнате. Мишка вслух учил правила.
— Занимайся, занимайся, сынок, — ласково улыбнулась она. — Собиралась поговорить с тобой. А ты, оказывается, совсем у меня большой, сам все понимаешь.
Мишку тронула похвала матери, захотелось чем-нибудь порадовать ее. «Захочу — и выйду на первое место в классе». Однако виду не подал, что от слов матери у него потеплело на сердце. Спросил деловито, по-взрослому:
— Ну как эти четверо?
— Пристроили. Не погибать же им. Начальник лесопункта взял под мое честное слово.
Мать осторожно ходила по кухне, собирая ужин.
— Тс-с… Тише, девочки, — остановила она расшумевшихся Тому и Тоню. — Брат занимается.
— Кто-то песни ревет, — в лад матери громким шепотом сказала маленькая Тоня.
Девочки прильнули к окну.
Мишка посмотрел на часы. Ходики показывали девять.
Мимо дома Деминых прошла пьяная компания.
вразнобой тянули хриплые голоса.
— Получка сегодня, — вздохнула мать.
Вскоре в окно забарабанили. Мишка пошел открывать.
В кухню вбежала бабушка Нины Сергеевой.
— Помоги ради бога, Мария Степановна. Разошелся мой Сашка, залил где-то глаза — родную мать не узнает. Ребятишек раскидал, жену мордует, изверг…
Была она бледна и тяжело дышала. Как всегда, прижимала к груди худые руки. Рассказывая, старуха всхлипывала и тоненько голосила. По морщинистым щекам текли слезы, скатываясь на кончики черного платка.
— Крушит все, что под руку попадет. В меня табуреткой запустил. Едва не пришиб.
Мать ни о чем не расспрашивала. Накинула на голову полушалок, надела шубу, коротко приказала притихшим девочкам:
— Сидите смирно, из дому не выходите. А ты, Миня, — обернулась она к Мишке, — беги за Масловыми.
Мишка не заставил себя долго ждать. К тому же братья Масловы жили недалеко.
— Опять Сергеев скандалит? Ох, уж эти новенькие! Маята от них одна, — недовольно проворчал Иван Петрович. — Придется идти. Виктор, Николай, живо! Вы дружинники — вам и карты в руки. Только не шибко его ломайте. Я сейчас соберусь. Остальных тревожить не станем.
Два средних брата Масловых были женаты и жили во второй половине дома. Их-то и причислял Иван Петрович к «остальным».
В доме Сергеевых стояли простые железные койки, большой деревянный сундук, грубо сколоченный стол, две скамейки да несколько табуреток. Одна — разбитая вдребезги — валялась у порога.
Усмирять Сергеева не пришлось. Шофер спал на кровати в одежде, широко раскинув руки. Жесткая рыжая щетина топорщилась на его подбородке и на давно не бритых щеках. На весь дом несло перегаром спирта.
— Так-то лучше, без лишней канители, — сказал Иван Петрович. Взял Сергеева за ногу, потом за другую, стащил с него валенки. — Ну-ка, Виктор, Николай, подсобите. Здоров битюг!
Братья сняли с Сергеева ватник, стянули стеганые брюки, уложили, как полагается, в постель. Пьяный только мычал.
Женщины успокаивали жену Сергеева. Платье на ней было разодрано, правый глаз затек синевой. Тут же стояла Нина в стареньком сатиновом платье. Она держала стакан с водой и на Мишку даже не взглянула. С печи испуганно смотрели Валерка и Зинка.
Братья Масловы потоптались, потоптались в комнате, неловко посочувствовали хозяйке и удалились. Нечего было больше здесь делать и Мишке с матерью: словами чужому горю не поможешь.
Возле калитки Демины столкнулись с Алексеем Вениковым. В руке у него была плетеная сумочка с белыми свертками.
Светила луна. В ее сиянии поселок Апрельский был сказочно красив. Алексей — в новой шубе, в фетровых валенках с калошами — тоже выглядел празднично и торжественно.
— Мария Степановна, мое почтение. Здоров, Миха! — приветствовал он Деминых. — С приятной погодой вас. В бане вот попарился. Потом в магазин заскочил. Жене, детишкам кое-что с получки купил. — Веников тряхнул авоськой. — А вы никак от Сергеевых? Беда с ним, с этим Сашкой! Сказывают, и работник неплохой, норму выполняет, а увидит бутылку — руки трясутся. Жена у него тихая, бессловесная, — глубокомысленно добавил он. — Ему бы такую, чтобы в ежовых рукавицах его держала, чтобы трепетал. У тебя бы он не запил, а, Маша? У тебя бы он по одной половичке ходил, на другую взглядывал.