— Что же, товарищи, — обратился к присутствующим Красюков. — Дело ясное. Модель передвижной погрузочной эстакады братьев Масловых надо продвигать в жизнь. Попробуйте построить такую эстакаду на первом мастерском участке. Оправдает себя в действии — будем рекомендовать всем лесопунктам района. — Савва Иванович посмотрел на часы. — Мне пора.
Видимо, разговор в кабинете начальника лесопункта длился не один час. По тому, как пожимали Красюкову руку, Мишка понял: здесь вдоволь поговорили и о погрузке, и о транспортировке леса, и о строительстве, и о других делах. И все остались довольны беседой.
— А ты меня немножко проводишь, Миша, ладно? — спросил Савва Иванович и вдруг болезненно сморщился. Минуту он стоял согнувшись. Щеки его пожелтели, стали очень заметны лиловые мешки под глазами.
— Прилягте на диван, Савва Иванович, — испуганно сказал начальник лесопункта. — Я пошлю за врачом.
Но Красюков уже выпрямился, через силу улыбнулся, вздохнул полушутливо:
— Был конь, да изъездился! Тут тебе и язва, тут тебе и печень! Куда ни ткни — больно. — И успокаивающе сказал: — Пустяки. Уже прошло. Если на все обращать внимание, из больницы не выйдешь.
На улице он попросил шофера:
— Ты, Петрович, поезжай тихонечко, мы с Михаилом Андреевичем пешочком до реки пройдемся.
От этих слов на Мишку пахнуло далеким-далеким. Когда Мишка был маленьким, дядя Савва любил его так величать. И каким же веселым, каким неутомимым был Красюков тогда! Вот и сейчас он бодрился, а шутки удавались все меньше.
— Собирался посидеть с тобой вечерок, потолковать. Однако ночевать в Апрельском не удастся. Надо ехать.
Красюков медленно шагал рядом с Мишкой. Его мохнатая медвежья верхонка[2] лежала на Мишкином плече, а снег тяжело поскрипывал под рыжими собачьими унтами.
Медлительная речь Саввы Ивановича сливалась с его грузной, неторопливой поступью.
— Закрутился я, Миша. Да-а… У времени шаг быстрый. Не успеешь оглянуться — год прошел.
Школьные неурядицы словно позабылись. Рядом с дядей Саввой вспоминать о каких-то мелочах не хотелось.
— У времени шаг быстрый, — повторил Красюков. — Да-а… Я это к тому, Миша, чтобы вот о чем с тобой договориться. Сил у тебя — хоть отбавляй, поэтому все можешь успеть: и хорошо учиться и лесосеку не забывать. Только время следует правильно распределить. Обещаешь мне, что больше не придется нам с тобой воду в ступе толочь? Сам понимаешь, работники нужны грамотные, Упустишь время, потом трудно будет догонять.
Мишка смутился под пристальным взглядом дяди Саввы, а тот решил, что соглашение достигнуто, и перевел разговор на другое.
— Ну, как фотоаппарат, годится?
Вчера Мишка намеревался сказать дяде Савве много хорошего, а сегодня язык словно прилип к небу. Но Савве Ивановичу ничего не надо было объяснять: он все видел сам.
— Ладно, ладно, благодарности ни к чему. Я ведь мужик хитрый. Неспроста подарил тебе «Смену». Фотографируй поселок, лесосеки, технику. Лет через десять, например, станет Апрельский известным городом — снимки пригодятся. Смотрите, люди, каким был когда-то Апрельский!
Дядя Савва заразительно засмеялся, увлекая Мишку своей выдумкой.
Встретившиеся им на пути Олег, Семен, Кешка и Ромка посмотрели на них с удивлением и любопытством. Олег снова поздоровался с Красюковым громче и почтительнее остальных.
«Пошли играть. — подумал Мишка. — А Олег хорош! В школе насмешечки строил над дядей Саввой, а тут вытягивается, как на параде».
— А правда, дядя Савва, что дружинникам нагорит?
— За что?
— Сказывают, они Сенькина хотели спустить под лед.
— A-а!.. Больше раздули. Хорошие ребята, правильные, да опыта маловато…
Красюков опять согнулся и некоторое время стоял неподвижно.
Быстро подрулил задним ходом «ГАЗ-69». Шофер открыл дверцу. Усаживаясь, дядя Савва попробовал улыбнуться, но улыбка получилась жалкая, извиняющаяся.
— Ну, пока. Через месяц нагряну снова. Не забывай нашего разговора.
«Газик» кашлянул, выплюнул клубок синего едкого дыма и умчался, крутя за собой облачко снежной пыли. Скоро он пропал из виду. Только серое низкое небо над полосой дороги, над заснеженной рекой, над покрытыми лесом хребтами.
На душе у Мишки стало тоскливо и одиноко. О многом они не успели поговорить, многое не успел сказать Мишка дяде Савве. Лишь бы он не подумал, что Мишка запустил уроки из-за лени. Просто-напросто побыстрее хотелось Мишке встать на собственные ноги, начать побыстрее работать, помогать матери — вот и все.
