От реки к лесу спешили Евмен Тихонович и дедушка Филимон.
— С варевом, значит, будем, — засмеялся дед. — А мы подумали, не нарвались ли на хозяина, мало ли что бывает. Садитесь, сорванцы, в лодки, — приказал он ребятам. — В этом месте берегом не пройти, переправим вас на другую сторону.
Несколько раз взрослые перевозили ребят с одного берега на другой, когда на пути вырастали неприступные утесы. С наступлением сумерек Колька и Надюшка уже не выходили из лодки.
— Эвон Горюй, — заметил дедушка Филимон.
Колька, как ни всматривался, не мог заметить второй реки. Он увидал только огонь. Желтый флажок костра трепетал в иссиня-черной дали.
— Раньше нас приплавилась Маруся. Легка на подъем. Парнем бы ей родиться. Недоразумение вышло. Какого охотника тайга из-за этого потеряла!
Вскоре лодка ударилась о берег. Залаяла и тут же умолкла собака. Филимон Митрофанович и Бурнашев укрыли лодки брезентами.
Гуськом они поднялись на взгорьице, где темнела избушка и подрагивало пламя костра.
У костра стояла Маруся Бобылева. Рыжий Варнак дружелюбно обнюхивался с Венерой и Горюем.
На Марусе была темная грубая рубаха, штаны и бродни, у пояса висел нож. Она ничем не отличалась от мужчин, разве только выглядела хрупкой и тоненькой, да в ушах поблескивали золотые подвески.
— Приютишь? — спросил дедушка.
— Куда вас денешь? Свои. Я, как приплыла, давай косить траву, чтобы гостенькам спалось помягче.
— Тетя Маруся, мы копалух подстрелили, — не утерпела, похвалилась Надюшка.
— Ты, дочка, Марусю не замай. И так наломалась за день. А ужином угости, — сказал Евмен Тихонович.
Неутомимая Надюшка словно бы только этого и ждала. Принялась ощипывать птиц. Втравила в работу Кольку. У нее стоило поучиться. Опалила копалух, выпотрошила Колькиным ножом, разделила на части, сложила в котелок, сбегала на реку за водой. Все она умела, все кипело в ее маленьких руках.
Никто не удивился, когда она позвала:
— Айдате ужинать!
За чисто выскобленный стол, сколоченный из толстых плах, уселись впятером.
На стене горела жестяная лампа. Посередине избушки стояла чугунная печка. Вдоль стен тянулись нары, застеленные свежей травой.
— Ну как, Маруся, ничего дочка? Примешь в дело? — спросил Бурнашев.
Маруся похвалила Надюшку за вкусный суп и за чай.
А Евмен Тихонович прибавил:
— Она у меня молодец, старается. Без матери выросла. Степанка, можно сказать, она вынянчила.
Маруся ласково провела рукой по золотистым Надюшкиным волосам. И это прикосновение значило для девочки многое. Другие, может быть, не заметили, а Колька видел, как счастлива Надюшка.
Дедушкина избушка
— Вставай же, вставай, соня! Бужу его, бужу, а он знай отмахивается да брыкается, ровно жеребенок. Эх, тюха-матюха! И глаза-то не смотрят. Немного — и без тебя уплыли бы!
Колька провел кулаком по глазам, увидел хохочущую Надюшку, все припомнил, сорвал с гвоздя рюкзак и побежал умываться.
Он примостился на камешке в том месте, где в Холодную впадал Горюй, первый большой приток по пути в верховья. Здесь тоже бурлила и скрежетала маленькая шиверка. Но, по сравнению с Холодной, выглядел Горюй недоразвитым ребенком, приковылявшим к могучей, полной сил и здоровья матери.
Еще более немощным представился Горюй, когда к исходу нового дня путники достигли второго крупного притока — Шалавы.
Кристально чистая, будто наполненная из глубокого горного источника, Шалава выла и бурлила, отодвигая далеко в сторону мощные воды Холодной.
Дедушка Филимон пригласил отведать воды. Сам он пил долго, с наслаждением, приговаривая:
— Пейте, пейте! Чашка-то какая большая! Бо-о-оль-шая чашка!
Вода в Шалаве была вкусна и так холодна, что ломило зубы. Впрочем, непомерная сила и буйство реки не особенно радовали.
Глядя на дико воющую шиверу, Евмен Тихонович почесал затылок:
— Крутенько… Проморгаешь — не пощадит.
Дедушкина избушка помещалась на крутояре. Ребята собрались бежать к ней.
Но дедушка прикрикнул:
— Стой!
Собаки вели себя странно. Бегали вокруг избушки как сумасшедшие. Шерсть на загривках вздыблена.
Дедушка и Евмен Тихонович переглянулись, проверили ружья и осторожно направились к избушке. Колька и Надюшка получили приказ сидеть в лодке и, в случае чего, отчалить от берега. Но скоро взрослые кликнули ребят наверх.
В избушке царил невообразимый содом. На полу валялись сухари, сплющенный котелок, обрывки мешковины…