— Нам сказали: «тетя Маша». Мы и впрямь подумали — тетя, — попробовал пошутить узкоглазый коренастый парень.
Матери шутка не понравилась. Она недовольно сдвинула брови.
— Вещей у вас нет?
— Вещи? Вот так сказанула, комендантша! — ядовито усмехнулся высокий раздражительный парень.
Был он русоволос. Багровые коричневые отметины так густо покрывали его лицо, что кожи почти не было видно: крепко обожгло морозом.
Все парни были одеты в одинаковые черные байковые куртки с большими нагрудными карманами, наискось перечеркнутыми застежками «молния». Видно, купили их в одно время и вводном магазине.
— Хватит антимонии разводить! Чтобы после не было обид, хозяйка, сразу выложу тебе основное, — продолжал парень. — Так сказать, анкетную биографию. Ты небось к милиционеру бегаешь с докладами? Нужно знать. Я и Василий несколько месяцев назад вышли из заключения. Короче, бывшие уголовники, — с кривой усмешкой кивнул он в сторону узкоглазого паренька. — Двух других пригнал в тайгу ветер романтики. Так в газетках, кажется, пишут? Только этот ветер приятен, когда мальчик в теплой комнате, при маме. Ну, а когда зубы начинают выбивать чечетку, о нем забывают. — Парень провел языком по потрескавшимся губам и с вызовом посмотрел на Мишкину мать: — Заранее предупреждаю, хозяйка, что за ночлег заплатить не сумеем: на четверых осталась пятерка. Видишь ты, как бесцветно получается!
Парень держался как человек, которому нечего терять. Его товарищи испуганно переглянулись.
— А у нас, дорогой друг, не принято с гостей деньги брать, — в тон парню, с издевкой отозвалась мать. — Чем богаты, тем и рады — не взыщите. Кстати, как тебя зовут?
— Не так уж важно. Называй Анатолием. Потребуется по всей форме — Юровым.
— Так вот, Анатолий, штучки свои оставляй сразу, иначе поссоримся. То, что ты уже успел побывать в заключении, — твоя беда, бахвалиться нечего. Испугать меня этим нельзя, не с такими ладила. К тому же я тебе не «ты», а «вы». Тебя мать еще за ручку водила, когда я здесь пни корчевала.
Мишка ухмыльнулся и принялся разжигать плиту. В эту минуту он гордился матерью: «Славно отбрила задаваку!» А она стояла посреди кухни, тонкая, подтянутая, и веснушки задорно горели на ее лице.
Парни, не ожидавшие такого исхода, облегченно и весело рассмеялись.
Мать поставила на плиту большую чугунную сковороду, зеленый эмалированный чайник с водой, принесла из сеней большой кусок сала.
Когда на горячей сковороде зашипело, запрыгало сало, парни необыкновенно рьяно стали интересоваться Мишкиными сестренками. Расспрашивали, как их зовут, есть ли у них игрушки. Узкоглазый даже покачал на ноге маленькую Тоню.
Мишка понял, что они нарочно отворачиваются от плиты и особенно внимательны к сестренкам, лишь бы не видеть, как жарится на сковороде сало, лишь бы не показать, как они голодны.
Мать спустилась в подполье, достала миску квашеной капусты, миску соленых огурцов, помидоров и груздей. Капусту она смешала с салом, оставила жариться, нарезала хлеба и позвала ужинать.
Парни усаживались за стол неторопливо. И в этом тоже угадывалась нарочитость.
Мать наложила в тарелку жареной капусты себе, девочкам и Мишке, а парням сказала:
— Вы, ребята, не возражаете из одной сковороды?
Парни не возражали. Они молча навалились на еду. Остановились, когда на столе не осталось ни хлеба, ни капусты, ни огурцов, ни грибов, ни помидоров. Посмотрели друг на друга и разом захохотали:
— Вот так подчистили! Словно после саранчи!
— Заморили хоть червячка? — спросила мать, и в голосе её чувствовалось дружеское участие.
— Что вы! Наелись. Первый раз за десять дней, — добродушно ответил узкоглазый.
— Ты не русский, Василий? — спросила мать.
— Ага, не русский. Алтаец. Сакынов я.
— Где же твои родные?
— Нет родных, Мария Степановна. Один как перст. В бийском детдоме вырос.
— А как попал в заключение?
— Попал по глупости, можно сказать. Убежал из детского дома, связался с одними… Ну и пошло… — Веселые черные глаза его так и прыскали лукавыми огоньками. Отвечал он охотно: — Решил, Мария Степановна, начинать сначала. Как-никак двадцать два года. Не шутка. Надоело таскаться по тюрьмам да по колониям.
— А ты, Анатолий? — повернулась мать к высокому парню.