– У нас достаточно времени для того, чтобы родить много сыновей, – хрипловато сказал он. Было бы лучше, если бы у нас сейчас родилась девочка. Она была бы такой же прекрасной, как и ты.
– Ты действительно хочешь этого? – робко переспросила Манука, дотрагиваясь до своей обнаженной груди, которую сосал сын.
– Да, я очень бы этого хотел, – сказал Манипу, смеясь и целуя жену в губы.
Сердце Мануки затрепетало от счастья…
А в одной маленькой уютной ферме, которая находилась на расстоянии семи дней пути к северу от деревни Манипу, семья из двух человек садилась ужинать. Красивая лампа с цветным абажуром освещала круглый стол, на котором стояла нехитрая, но вкусная и здоровая пища: жареные болотные куропатки с тушеными овощами и мусс из лесных ягод, которые хозяйка предусмотрительно посушила летом.
Хозяин, красивый молодой человек с рыжими волосами, произнес краткую молитву и сел за стол. Его жена, улыбаясь, начала хлопотать возле мужа: положила ему в тарелку тушку куропатки и овощи, полила еду вкусным мясным соусом. Ей, правда, мешал огромный живот, свидетельствующий о том, что женщина не сегодня-завтра родит первенца. Несмотря на изменившуюся фигуру, Олава оставалась все той же удивительной красавицей, при виде которой нервничают женщины и неровно дышат мужчины. К счастью, на их ферме красота туземки только радовала сердце ее мужа Патрика, и никого не искушала.
Наливая мужу напиток из большого керамического кувшина в кружку, Олава неожиданно схватилась за живот и, поставив кувшин на стол, отошла в сторону. Патрик немедленно вскочил и подошел к жене:
– Что, милая, уже началось?!
– Думаю, да, – с улыбкой ответила Олава, забавляясь волнением мужа. – Не беспокойся так, я знаю, что нужно делать.
– Чем я могу помочь? – нежно спросил Патрик, обнимая свою, любимую жену.
– Поставь большой чан с водой на огонь и возвращайся к столу ужинать, – попросила Олава. – Я буду переживать, если ты останешься голодным. Ребенок не родится раньше, если ты будешь суетиться.
Патрик быстро сбегал за водой, поставил чан на огонь и сел за стол, торопливо глотая еду и не сводя глаз с Олавы. Она в перерывах между схватками спокойно собирала все нужное для родов и малыша. Казалось, она занималась этим много раз и поэтому хорошо зала, что произойдет. Постепенно уверенность жены передалась и Патрику.
Олава взяла суровое небеленое полотно, отрезала кусок размером с небольшое одеяло и застелила им теплую мягкую шкуру, которая лежала у очага. Затем она положила рядом две новые пеленки, два полотенца и маленькое шерстяное покрывало, а также толстые нитки и ножницы. Потом туземка попросила мужа:
– Возьми большой таз и наполни наполовину холодной водой, а затем принеси сюда.
Когда Патрик принес и поставил перед очагом таз, он увидел, что Олава прокаливает на огне ножницы.
– Зачем тебе ножницы? – спросил он.
– Матушка Мэри сказала, что ножницами намного удобнее перерезать пуповину младенцу, нежели ножом, как это принято у нас в племени, – улыбаясь, объяснила Олава.
Время от времени ее лицо искажала гримаса боли, но Олава не издала ни одного крика. Наконец она села над постеленным полотном как будто на невидимый стул с высокими ножками и стала тужиться, держа руки наготове.
– Что ты делаешь?! – испуганно вскричал Патрик. – Женщины рожают лежа! А если наш ребенок упадет и разобьется? Сейчас же ложись!
– Это у вас женщины рожают лежа, – в перерывах между потугами сердито сказала туземка. – Не мешай мне!
Патрик в ужасе вцепился в волосы, не зная, что предпринять. Он слышал, что некоторые женщины после родов сходят с ума, но чтобы до родов – никогда! Что она там напридумала? С другой стороны, пытаться вразумить ее сейчас, когда ее тело разрывает родовая боль, дело, конечно же, бесполезное. Остается только подойти вплотную, чтобы успеть схватить ребенка, больше ему ничего не остается. Патрик встал на колени и протянул руки вперед.
– Отойди! – прорычала Олава, задыхаясь от усилий. Ее живот ходил ходуном, судороги пробегали по нему, и было видно, что ребенок вот-вот родится.
Наконец показалась лохматая и рыжая голова младенца и одно плечико. Патрик почувствовал, что сейчас грохнется в обморок от переполнявших его эмоций. Олава наклонилась и что-то сделала руками, одновременно напрягаясь всем телом, отчего малыш вдруг оказался в ее руках, а из лона матери хлынули родовые воды, а затем выпал темно-красный послед, и ребенок разразился криком.
– Убери все это, – коротко приказала Олава мужу, который трясущимися руками стал собирать испачканное полотно.
Олава с облегчением опустилась на пол, давая отдых напряженным до судорог ногам. Затем она попросила мужа сделать теплую воду в тазу, разбавив ее кипятком из чана. Когда она проверила воду и нашла ее подходящей, Олава опустила своего малыша в таз и омыла от родовой крови, а затем запеленала в чистую пеленку, предварительно перерезав и завязав пуповину.
– Откуда ты все это умеешь? – изумленно спросил Патрик.
– Моя бабка принимала все роды в деревне, а я помогала ей, – лаконично ответила Олава.
Завернув малыша в теплое одеяло, она, сияя от счастья, протянула его мужу.
– На, возьми на руки своего сына, муж мой.
Патрик осторожно, словно малыш был стеклянный, принял его из рук Олавы и понял, разглядывая его кричащее красное личико, что означает выражение «на седьмом небе от счастья». Он словно оказался в теплом, бесконечно радостном пространстве, куда не проникает грех и злоба, а есть только покой и любовь.
– Я люблю тебя и благодарю за сына, – прошептал он, глядя поверх малыша на Олаву.
В это время в одном маленьком городе домой возвращались после приема у заместителя губернатора молодые супруги Уиллоби. Энни взяла мужа под руку и весело рассуждала:
– Скажи, пожалуйста, разве может жена так командовать мужем? Присцилла вертит Николасом как хочет, а ведь со дня их свадьбы прошло не больше двух месяцев.
– Со дня нашей свадьбы прошел год, а ты владеешь мной безраздельно, словно рабом, – смеясь и целуя ее в щеку, ответил Джек. – Я спешу исполнять все твои желания, и это доставляет мне наслаждение. Что ты сделала со мной, колдунья?
– О чем ты говоришь, мой супруг и повелитель? – невинно хлопая ресницами, проговорила Энни. – Это я всегда предугадываю твои желания и выдаю их за свои…
Счастливые супруги весело рассмеялись. Джек тепло посмотрел на жену и произнес:
– Энни, когда я женился на тебе, то думал, что сильнее любить просто невозможно, но как-то так выходит, что с каждым днем я люблю тебя все сильнее. Мне все больше хочется видеть тебя, дотрагиваться до тебя, больше проводить времени с тобой и детьми…
– Ну, наши малыши еще такие маленькие, что не способны отличить папу от мамы или от няни и оценить твою преданность, – возразила Энни.
– Ты не права! – горячо возмутился Джек. – Вчера Микаэла мне улыбнулась, когда я взял ее на руки, а Джонни завопил от возмущения, что папа забрал сестренку из колыбели, а его оставил!
– Микаэла улыбается постоянно все время, что не спит и не ест, а Джонни просто наделал в пеленки, – подзадорила его Энни.
Джек насупился и хмуро посмотрел на жену. Но увидев нежный овал дорогого лица, ее прекрасные зеленые глаза, в которых сейчас плавали искорки смеха, тут же растаял. Тем не менее он ворчливо сказал:
– Ты наказана за строптивость, Энни. Сегодня получишь на сто поцелуев меньше…
Энни с задумчивым видом произнесла, хотя ее губы дрожали от сдерживаемого смеха:
– Уж и не знаю, как я сумею насладиться оставшейся тысячью…
– Тысячью чего? – спросил Джек.
– Тысячью твоих поцелуев, – ответила она и поцеловала мужа в губы.
– Энни, мы не в спальне и даже не в нашем доме, – простонал Джек. – Зачем же ты дразнишь меня, дорогая?
– Затем, что мы уже почти пришли, – прошептала Энни ему на ухо. – Няня Клэр превосходно смотрит за малышами, а я только покормлю их грудью и поднимусь наверх к тебе. И если ты сегодня такой скупой на поцелуи, я подарю тебе свои…
Джек посмотрел на любимую женщину полным страсти взглядом и спросил:
– Обещаешь?