Энни оставила зеркало в покое и предалась мечтам о том, как славно они с Джеком заживут где-нибудь поблизости от матери и Патрика. А может быть, ей удастся уговорить мужа поселиться всем вместе. Ах, как это будет замечательно! Воображение рисовало ей такую картину: просторный дом, достроенный и расширенный стараниями Джека и Патрика; везде изящная мебель, которую они привезли из Ирландии, на окнах красивые занавески, которые она сошьет собственноручно, оригинальные вышивки и рисунки на стенах… По утрам Энни будет вставать раньше всех, чтобы приготовить завтрак для всей семьи. И вот встают на работу мужчины, просыпается мама, все вместе собираются за столом, на котором уже горячие булочки и кофейник, источающий ароматный запах. Все смеются, переговариваются, обмениваются шутками, а потом муж и брат уходят, а они с мамой остаются дома хлопотать по хозяйству… Стоп, чего-то в этой радужной картине не хватает, что-то настораживает девушку. Внимательно разбирая детали своей «семейной» фантазии, Энни поняла: да ведь это то, чего она всегда пыталась избежать! Однообразная рутина домашних дел и никогда никакой новой сферы деятельности. Стирка, готовка еды, уборка, уход за малышами – она и оглянуться не успеет, как станет бабушкой, окруженной кучей внуков, так никогда и не выйдя за пределы дома, так ничего и не узнав, кроме семейных хлопот и радостей, да тропинки к озеру и дома-огорода! Разве об этом она мечтала, когда уезжала из любимого города, из родной страны, покидая ее навсегда!
Приключения, на которые Энни так рассчитывала, к которым готовила себя не один год, закончились, так и не начавшись! Как же это получилось, что их с Джеком любовь, то изумительное чувство единения, которое она испытала во время их близости, на самом деле станет ловушкой для нее? С другой стороны, разве невозможно осуществить с мужем то, что она рассчитывала сделать с отцом и братом! Конечно, можно. Джек сам говорил, что ведет довольно-таки неспокойный образ жизни, ему часто приходится уезжать, он близко общается с туземцами и с миссиями. Разве трудно будет уговорить его взять с собой любящую жену, которая будет во всем помогать ему? Счастливая улыбка озарила ее лицо. Девушка быстро разделась, натянула строгую ночную рубашку с вышивкой у горловины и юркнула в постель. Не прошло и пяти минут, как она уже спала крепким сном.
Через два дня приехал Патрик. Он вернулся один, измученный и расстроенный. Оказалось, что единственный врач, который оказался в Веллингтоне, был прикован к постели приступом жестокой подагры. Пословица «Врач, помоги себе сам!» здесь была очень кстати.
Между тем матери становилось все хуже. Она кашляла почти беспрерывно, и на белых платках, которыми дочь отирала ее бледные губы, оставались красные пятна. Все чаще она стала заговариваться, иногда не сразу узнавала своих детей. А сегодня утром Энни, принеся матери кружку с водой, прикоснулась к лицу больной и в испуге отдернула руку. Последнее время мать всегда была очень горячая, а сегодня ее щека была холодна как лед.
Энни в испуге кинулась искать Патрика, который работал по хозяйству в двухстах метрах от дома. Когда они вбежали в комнату, все было кончено: Джин О’Конелл перестала дышать.
Девушка спрятала лицо на груди брата и, горько заплакав, прошептала:.
– Бедная мамочка… Я так и не успела сказать ей, что выхожу замуж… Все думала поговорить с ней, когда ей станет хоть чуть-чуть полегче, и не успела…
Энни ожидала криков и упреков Патрика, но он, отстранив ее от себя и внимательно взглянув ей в глаза, тихонько спросил:
– Что ты такое говоришь? Кто-то сделал тебе предложение, и я об этом не знаю? Как это могло случиться, Энни? Ведь ты практически не выходила из дома, ухаживая за мамой… Как его зовут, кто он, чем занимается? И по каким причинам ты выходишь за него замуж? Ты же не могла полюбить кого-то за пару минут, не так ли?
Энни, опустив голову, ответила:
– У меня было гораздо больше пяти минут. Это случилось, когда ты уезжал, Патрик… Его зовут Джек Уиллоби, и сейчас он поехал за священником.
Помолчав пару минут, брат решительно сказал:
– Теперь не время говорить об этом. Наша мамочка… Я пойду делать гроб, а ты, сестренка, обмой ее и собери все, что нужно для похорон…
Энни посмотрела на бледное, изможденное, мертвое лицо матери, и сердце ее сжалось от горя. Неужели она больше никогда не увидит улыбку своей мамы, не услышит ее нежного голоса, не обнимет ее, самую дорогую и любимую… Бедная, бедная мамочка, она так любила нашего отца, что не смогла жить без него и последовала за ним на небеса… Эта земля забрала у них родителей, и теперь уже две могилы держат их здесь.
Руки девушки машинально гладили чистое белье, обтирали худое тело матери, причесывали ее спутанные от постоянного метания по подушке волосы, в то время как в груди билась мучительная боль оттого, что не выходила маму, не думала о ней достаточно, занятая постоян-. ными мечтами о жизни с Джеком. И она знала, что это глубокое осознание своей вины будет теперь с нею всю оставшуюся жизнь. Слезы безостановочно текли из ее глаз, она едва видела перед собой из-за непрестанных рыданий, и ей так нужна была сейчас надежная рука возлюбленного! Где же он, ведь уже прошло больше недели, как он отправился в город за священником. Может быть, с ним стряслась беда, он попал в плен, а может, и вовсе убит! Или… но об этом она не могла даже думать: Джек не мог бросить ее, поиграв с ней, точно с понравившейся игрушкой!
Вернулся Патрик, и в дом ворвался запах свежего, только что обработанного дерева, так любимый Энни с детства из-за работы отца.
Но теперь этот запах источал гроб, который брат сделал для их матери.
Вместе они перенесли ее худенькое тело на последнее ложе, зажгли свечи и ночь напролет просидели рядом, вспоминая то один, то другой эпизод из детства: как и что говорила им мама, как огорчалась и радовалась за них, как учила и воспитывала… Так они попрощались с ней, а утром Патрик выкопал могилу в тенистой роще рядом с домом, где они и похоронили Джин О’Конелл.
Энни сидела у очага, вглядываясь в неясные очертания играющих на полу теней. Как все переменилось с тех пор, как они уехали из Ирландии. Безвозвратно ушло счастливое детство: окружавшие ее простые и милые люди, веселые праздники, страшные истории, которые взрослые рассказывали замирающим от страха детям. Родные серо-зеленые холмы, чуть ли не каждый день орошавшиеся дождем, сутолока милых сердцу городских улиц. Там к ним в дом всегда приходили друзья, а мама и папа были здоровы и веселы. По вечерам они садились за круглый стол, накрытый вышитой скатертью, и начиналась неспешная беседа старших на одном конце стола, перебиваемая шутками и смехом молодежи с другой стороны. Беседовавшие о политике, о ценах на продукты и о прочих важных вещах, взрослые негодующе шикали на шумных девушек и парней, но сейчас же заражались их весельем и начинали вспоминать свое прошлое, собственные проделки в юности, а молодежь слушала, затаив дыхание.
Что же случилось, почему Энни сидит перед догорающим очагом, в чужой стране, навсегда потеряв отца и мать, в какой – то неимоверной глуши, где неделями можно не услышать человеческого голоса, если, конечно, не надумаешь поговорить сама с собой. Ее поддерживали только надежды на счастливые перемены, так свойственные юности, и любовь к Джеку.
О, как она мечтала увидеть его родные насмешливые глаза, твердый рисунок губ, поцеловать шершавую щеку с особым, присущим только ее любимому, запахом. Она представляла, как обнимает его крепкие мускулистые плечи, прижимается головой к его надежной широкой груди, а его руки скользят по ее спине, привлекая ее к себе все ближе. Об этих счастливых мгновениях она думала так постоянно, так настойчиво, что они не могли не наступить. «О, Джек, любимый, где же ты задержался, мой дорогой!» – мысленно восклицала девушка, измученная ожиданием любимого и потерей родных. Как не хватало ей сейчас матери! Энни рассказала бы ей о своей любви, о том, что ее жених поехал за священником и не вернулся в назначенный срок, что она изнывает от тоски и страха за его жизнь, что все чаще ей приходится гнать от себя сомнения в его любви и верности. Почему он не вернулся, почему?