Ну, а мне чего? Подхожу к доставшемуся мне «лоту». У-у-у-у! Сначала даже не понимаю, что это за механизм лежит поверх кучки других вещей, почти прямоугольник, первая мысль — это супернаворочанная клавиатура для футуристично настроенных геймеров. Лишь взяв в руки соображаю, что это какой-то незнакомой мне конструкции булл-пап. А товарищи торопят.
— Давай быстрей, потом разглядывать будешь! Суй в мешок и валим отсюда.
Начинаю торопиться. Что тут ещё? Маленький кулёчек, оказавшийся приятно тяжёлым, стоило взять его в руки. Так и есть — золотые монеты. Три штучки. Много арабских букв, внизу пальмы, сабли. Это саудовские гинеи, или соверены, по золотому содержанию приравненные к британскому соверену (7,98). Это, видать, ребята случайно мимо самой принцевой сокровищницы прошли. Не иначе.
Ещё ювелирка. Странный перстень. Соображаю, что это старинное кольцо лучника, одевавшееся на большой палец. Достаточно длинный отросток-пластина от кольца ложится на подушечку пальца и цепляет тетиву при соответствующем типе стрельбы. Работа вряд-ли арабская, скорей всего мусульманская Индия. Сделано из бледно-зелёного нефрита, врезаны арабские буквы и растительный орнамент из золотой проволоки, мелкие камешки, вроде рубины.
Второй перстень, на золотом основании крупная вытянутая «карамелька» с вырезанными на ней сурами. Самый почитаемый в Исламе камень, сердолик, пророк носил такой на мизинце. Цвет этого мне очень нравится, и впрямь карамельный, не отличить по виду от каких-то полузабытых с детства конфет, вызывающий инстинктивное желание сунуть его в рот и начать жевать, светло-коричневый с областями почти белого, «молочного» цвета, только, в отличии от тех конфет, ещё и полупрозрачный что делает его ещё теплее на вид на ярком здешнем солнце.
Завёрнутые в кусок ткани джамбия с поясом. Ну, точно, бойцы опередили англичан у сокровищницы. У простых принцевых подчинённых вряд-ли такие вещи были накоплены, знати тут ещё неоткуда взяться. Ножны кинжала и пояс выполнены одним мастером, в комплекте, из шитой золотом кожи. Сходные с перламутровым мерцанием рукоятки цвета кофе с молоком из носорожьего рога. На ножнах традиционно нет крепления для привешивания к поясу, джамбия носится заткнутым за него. Клинок сидит в ножнах достаточно плотно, и, видимо, в основном для того, чтобы при его выхватывании не выдернуть из-за пояса ножны, последние имеют сильный крюкообразный изгиб в своей нижней части. Вытаскиваю из ножен. Кривой булатный обоюдоострый клинок с ребром жёсткости. На вид очень острый. Широкий, особенно у основания, что защищает руку как гарда. При хорошем замахе им можно рубить, как саблей, перерубит кость, а большой изгиб способствует режущим, секущим свойствам. При уколе любым хватом острие ориентировано по направлению естественного для руки кругового движения, что усиливает пробиващую способность, а лезвие вогнутой стороны при этом производит распарывающее действие.
Что тут за кувшинчик ещё остался? Ух ты, серебрянный! С откидной крышечкой и длинным носиком. Изящный, красиво на праздничном столе будет смотреться. К счастью, товарищи вовремя предупреждают, что это афтаба, сосуд для подмывания.
Вроде всё. Ещё от англичан кое-что осталось «в навар», четыре гранаты и другие припасы. Здорово разжился.
— Подожди! Вот тут ещё тебе по жребию досталось.
Оборачиваюсь, смотрю. На что-это мне указывают? Сначала не видно за фигурами стоящих рядом бойцов, потом они расступаются и вижу — ыыыыыы! Голую длинноногую негритянку!
— ???????!
— Да понимаешь, здесь так бывает.
Объясняющий слегка мнётся.
— Тебе эта рабыня досталась по жребию. Она тут в рабстве была, а теперь твоя. Так жребий выпал.
— Переведите ей, что она свободна!
— Перевести-то можно, хоть и с трудом получится, так-как она лишь немного слов по-арабски знает. А главное, куда ей тут деваться? Лишь только мы уйдём, её местные сразу снова захватят, а то ещё и убьют под горячую руку.
Негра стоит, переминается с ноги на ногу, судя во всему догадывается, что решают её дальнейшую судьбу, но мало тревожится, ни страха, ни отчаяния в её глазах совсем не заметно. Привыкла. И к наготе своей привыкла, не стесняется нисколько, как с младенчества бегала голышом, так и привыкла.
— Так англичанам надо её передать, они ж вон в Кейптаун таких повезли.
— Англичане уже уплыли. Да не беспокойся ты, тебе не кого попало дают, она сама не против своей судьбы, так воспитана с детства, в домашнем рабстве. Будешь её кормить, она по хозяйству будет помогать, или ещё чего, ежели сильно надоест — передашь её кому-нибудь, причём не бесплатно. Тут такая система имеется, не официально, конечно, но раз уж такие люди есть, то что ещё с ними делать? На государственное пособие по безработице сажать? Они тогда от безделья с ума сходить начинают, звереют, предоставленные сами себе, без учителей в нашем мире. Государство не хочет себе таких проблем, в Старом Свете на это насмотрелись, на «мигрантский кризис». А вышвырнуть её, одиночку, за пределы государства — так ей же ещё хуже будет. Вот и закрывают глаза на систему домашнего рабства, пока всё тихо.