И вот началось судебное расследование мятежа узников из барака N99, и в первую очередь предстал перед судом старший по бараку капитан Спас Спасович.
ПЕРВАЯ НОЧЬ СУДА
Ночь с воскресенья на понедельник
Доктор Адлер созвал лагерный военный суд, пригласил представителя Тайной государственной полиции (который, по правде говоря, сам напросился) и открыл судебное заседание по делу старшего по бараку N99.
— Как тебя зовут?
— Спас Спасович.
— Что значит это имя?
— Оно означает Иисус Иисусович.
— А не еврейское ли это имя?
— Когда‑то было еврейское, а теперь христианское.
— Кто ты по национальности и какой веры?
— Я серб православного вероисповедания.
— Образование у тебя университетское?
— Да.
— В какой области науки ты специалист?
— Я богослов и историк.
— Почему же в двух, а не в одной?
— Я считаю, что эти две науки неразделимы, одна без другой не имеет смысла.
— Членом какой политической партии являешься?
— Никакой.
— Почему?
— Потому, что убежден: любая политическая партия обещает больше, чем может дать, и поэтому ведет народ в 3емлю недостижимую.
— Что это за страна такая?
- 3емля недостижимая — это своего рода рай земной для избранного народа, призрачная страна счастья, которую политические вожди всегда обещают народу но, покуда не умрут, никогда не увидят.
— Думаешь ли ты так же и о политических партиях и теориях всей Европы?
— Да, во всей Европе все партии сейчас такие же.
— И о коммунистах? — Конечно.
— И о национал–социализме? — Да.
— Еще раз: ты считаешь, что наша немецкая национал–социалистическая партия ведет немецкий народ в призрачную 3емлю недостижимую, откуда нет возврата?
— Совершенно верно.
— Может, это в тебе говорит ненависть к немцам?
— Если бы я судил немцев по их преступлениями против моего народа, моя ненависть была бы оправданна. Однако я знал и других немцев, поэтому у меня нет ненависти к немецкому народу вообще.
Услышав это, гестаповец стукнул кулаком по столу и воскликнул:
— Господин председатель, расстреляйте его немедленно и не теряйте время! Доктор Адлер дотронулся до его руки и спокойно сказал:
— Будьте терпеливы, у нас в распоряжении целых семь дней. Он, как старший по бараку, должен отвечать больше всех, поэтому мы должны задержаться на нем дольше других. — Потом он повернулся к узнику и довольно резко сказал: — Полегче, Спасович, думай, что говоришь. Голова твоя на ниточке висит.
— Нет, господин полковник. Я вижу, что моя голова не на ниточке висит, а я держу ее, отсеченную, в своих руках, как святой Иоанн на иконе.
Перекрестный допрос был продолжен. Первый судья: Для Сербии война закончилась в 1941 году, почему же ты сразу же не сдался, но, как бунтовщик, подался в горы?
Спас Война и сегодня не закончена. А я и в регулярной армии, как офицер, и в горах, как «бунтовщик», как вы меня называете, был одним и тем же — сербским солдатом против немецких солдат.
Первый судья: Кто заставил тебя уйти в горы?
Спас: Немцы. Гестаповец: Как это?
Спас: А вот как. В сорок первом я видел, как немцы расстреляли три тысячи невинных сербов за 30 немцев, которых патриоты генерала Драже Михайловича убили в стычке на дороге Крагуевац — Горни Милановац. Я содрогнулся от такой бесчеловечности и ушел в горы, чтобы, живя со зверями, защищать свой народ и погибнуть в честной борьбе за Честной Крест. Я поступил по примеру моих крестоносных предков, из которых один говорил княгине Милице: «Мы идем с братьями на поле Косово за крест честной погибнуть».
Второй судья: А разве наш Вождь не пошел на Россию в крестовый поход против безбожников?
Спас: Да, пошел, но не во имя Честного Креста, а во имя свастики — сломанного нехристианского креста, который этически стоит даже ниже, чем полумесяц. Из‑за этого никто в Европе не отозвался на его призыв отправиться в так называемый «крестовый поход».
— Это неправда! — крикнул гестаповец и со всей силы грохнул кулаком по столу. — Это ложь, что никто не отозвался. Многие отозвались.
Спас: Никто не отозвался по совести и доброй воле, но присоединились или из страха, или с расчетом на материальную выгоду. Поэтому те, что отозвались, были скорее обузой для немецкой армии, чем помощниками. Разве не так? — Правильно! — решился воскликнуть один из нижних чинов.
Гестаповец посмотрел на него убийственным взглядом, и тот испуганно опустил голову и проглотил язык.