У человека неправильной национальности отвисла челюсть.
— Перестань оправдываться, пивник! — притопнул ногой Марикс. — Когда тут появится мой отец, он заплатит за все, в том числе за кров, за стол и за беспокойство… А теперь я хочу ужинать, и побыстрей!
Нахальство мальчишки скорей позабавило, чем возмутило Ефима: ему живо вспомнился марктвеновский «Принц и нищий». Конечно, имелся большой соблазн осадить наглеца, а то и вовсе выставить странную компанию за дверь — но любопытный Фимин нос уже почуял восхитительный аромат неведомых загадок и тайн… Впрочем, Марикс отличался от его высочества принца Уэльского по крайней мере одним, притом весьма необычным, качеством.
— Э, да ты не торопишься; тогда мы сами! — недовольно буркнул он, а в следующий миг на Ефимовы глаза будто опустились две маленькие черные заслонки, отсекая его от остального мира…
— Какой ты все-таки злой, братец! — воскликнула Ласса при виде мягко завалившегося набок хозяина дома. — Неужели нельзя было…
— Он бы замучил нас своими расспросами! — дернул плечом Марикс. — И вообще, я ему ничего плохого не сделал. Каталепсия, сестрица! В таком состоянии он даже ушибиться не может… Пивник, приготовь нам трапезу.
Трикобыл опустился на корточки перед газовой плитой и принялся внимательно ее рассматривать.
— Гм… Забавная штуковина… Остроумно, ничего не скажешь, остроумно… — бормотал он. — Ну что же, попробуем…
Спустя полчаса ужин был готов. Пивник, преодолев смущение, прошелся по Фиминым закромам. Результатом этого стало некое блюдо — к слову, весьма выгодно отличавшееся от изначально задуманных макарон по-флотски.
— Чье это мясо? — подозрительно осведомилась Ласса, ковыряя вилкой в тарелке. Более практичный Марикс, не задавая вопросов, принялся за еду.
— Какое-то местное животное, довольно вкусное, если мне будет позволено высказать собственное скромное мнение… — смиренно отвечал пивник.
— Да? — Ласса покосилась на брата. — Ладно, я попробую, так и быть. Но если нам станет плохо, виноват будешь ты!
Трикобыл, только что положивший в рот очередную порцию, поперхнулся. Марикс вдруг хихикнул, кивнул на лежащего Фиму.
— Да ты не бойся, ничего с нами не будет. Этот человек не враг самому себе, чтобы питаться всякой дрянью, видно же.
Ласса начала клевать носом еще до того, как трапеза завершилась. Пивник разыскал чистое белье и постелил детям на хозяйской кровати — поскольку она была единственной в доме. К счастью, этот предмет мебели дальновидный Фима приобрел двуспальным, имея в виду поместить туда со временем некую симпатичную особу… Нашлись и лишние одеяла. Одним Трикобыл накрыл пребывающего в прострации хозяина, в другое укутался сам. Осторожно затворив дверь спальни, он приставил к ней пару стульев — и устроился на них, вытянув ноги, в полной решимости оберегать покой своих маленьких подопечных. Шляпу пивник снял и аккуратно положил на колени. Его толстые пальцы нервно погладили тулью. Там, в хитром тайнике меж двух слоев ткани, ждала своего часа вещица — страшная и абсолютно незаконная… Сказать по совести, он не должен был даже знать о существовании такого, не говоря уж об обладании! Но в свете последних событий вполне мог настать миг, когда… «Надеюсь, этого не случится!» — истово пожелал Трикобыл.
Поезд мчался по неведомым просторам. Капитан Гаргулов скрестил руки на груди. Неуловимый Джо сидел на корточках, кидая изредка на Сан Саныча осторожные взгляды — небось опять замышлял какую-то пакость, подлец. За окном творилось черт-те что: небо делалось все светлей и светлей, а бескрайнее болото с плавающими в нем монстрами постепенно заволакивало туманом. Не прошло и пяти минут, как экспресс словно бы окунулся в густой молочный кисель: белая муть плескалась вплотную к стеклам.
— Светлеет вроде! — заметил Джо. — А, шериф?
— Может, это луна такая яркая… — Гаргулов умолк. Он и сам понимал, что несет ерунду: свет вовсе не походил на лунный. Дурко покачал головой.
— Не-е… Это мы с тобой куда-то не туда угодили…
— Всему есть рациональное объяснение, понял? Полигон какой-нибудь… Секретный…
«Только этого еще не хватало для полного счастья!»
Свет за окном становился все ярче и ярче, но что совсем ни в какие ворота не лезло — он вполне явственно начал пульсировать; словно где-то там, в небе, пыталась разгореться немыслимых размеров испорченная газосветная лампа. Туман и не думал таять, правда, теперь в мутной пелене угадывались уплотнения, темные массы — то ли странной формы деревья, то ли скрюченные, искореженные некой страшной силой конструкции, не поймешь. Поезд стал замедлять ход.