Ярослав долго стоял недвижимо, не спуская глаз с Киева. Верхоконные рынды застыли поодаль, молчат, не нарушают княжеские думы.
Но вот Ярослав снова сел в сани, дал знак трогаться.
Когда въехали в город, один из скакавших позади рынд опередил княжеские сани, закричал, пугая прохожих:
— Стереги-ись! — И снова голосисто: — И-ись!
Сани катились по многолюдным широким улицам, огороженным по обе стороны тыном, мимо шумного торжища, каменных боярских хором, рубленых домов киевского люда…
Ярослав встрепенулся, с любовью глядел по сторонам, и его стариковские глаза осветились радостью.