– Грэм, – сказала Джейн, отрывая меня от моего мира ужаса и возвращая в свой. – Нам пора идти.
Она стояла в дверях моего кабинета. Мне показалось странным, что ее волосы были кудрявыми, ведь обычно она их выпрямляла. Каждый день она просыпалась на несколько часов раньше меня, чтобы укротить свою кудрявую белокурую копну. Я мог бы пересчитать все разы, когда я видел ее с естественными кудрями, по пальцам одной руки. Ее волосы были растрепаны, а вчерашний макияж размазался по лицу.
Я видел свою жену плачущей всего два раза с тех пор, как мы сошлись: один раз – когда она узнала, что беременна, семь месяцев назад, и другой – когда четыре дня назад пришли плохие новости.
– Разве тебе не нужно выпрямить волосы? – спросил я.
– Сегодня я не буду этого делать.
– Ты всегда выпрямляешь волосы.
– Я не выпрямляла волосы уже четыре дня, – она нахмурилась, но я не стал комментировать ее разочарование. В тот вечер мне не хотелось разбираться с ее эмоциями. За последние четыре дня она превратилась в развалину, полную противоположность той женщине, на которой я женился, а я был не из тех, кого волнуют чужие эмоции.
Джейн нужно было взять себя в руки.
Я снова уставился на экран компьютера, и мои пальцы снова забегали по клавиатуре.
– Грэм, – проворчала она, ковыляя ко мне со своим очень беременным животом. – Нам пора идти.
– Я должен закончить свою рукопись.
– Ты не переставал писать последние четыре дня. Ты ложишься в три часа утра, а встаешь в шесть. Тебе нужен перерыв. Кроме того, мы не можем опаздывать.
Я прочистил горло и продолжил печатать.
– Я решил, что мне придется пропустить это глупое мероприятие. Прости, Джейн.
Краем глаза я заметил, как у нее отвисла челюсть.
– Глупое мероприятие? Грэм… это похороны твоего отца.
– Как будто это должно что-то для меня значить.
– Но это и правда что-то для тебя значит.
– Не надо решать за меня. Это унизительно.
– Ты устал, – сказала она.
Ну вот, ты снова решаешь за меня, что я должен чувствовать.
– Я посплю, когда мне стукнет восемьдесят или когда я стану моим отцом. Уверен, сегодня он спит особенно крепко.
Она поморщилась, но мне было все равно.
– Ты что, пил? – обеспокоенно спросила Джейн.
– За все года, что ты меня знаешь, разве я когда-нибудь пил?
Она окинула взглядом все окружающие меня бутылки с алкоголем и тихо выдохнула.
– Знаю, прости. Просто… ты поставил на стол еще несколько бутылок.
– Это посвящение моему мертвому отцу. Пусть он сгниет в аду.
– Не говори плохо о мертвых, – сказала Джейн, прежде чем икнуть и положить руки себе на живот. – Боже, ненавижу это ощущение. – Она убрала мои руки с клавиатуры и положила их себе на живот. – Как будто она бьет меня по всем внутренним органам по очереди. Это просто ужасно.
– Очень по-матерински, – с издевкой сказал я, не убирая рук.
– Я никогда не хотела детей, – выдохнула она и икнула еще раз. – Никогда.
– И вот мы здесь, – ответил я. Через два месяца Джейн придется родить живое человеческое существо, которое постоянно будет нуждаться в ее любви и заботе, и мне казалось, что она все еще не пришла к этому осознанию.
Если кто и был способен на проявление любви еще меньше, чем я, – это моя жена.
– Боже, – пробормотала она, закрывая глаза. – Сегодня ощущается особенно странно.
– Может, нам стоит поехать в больницу, – предложил я.
– Хорошая попытка. Ты едешь на похороны своего отца.
Черт.
– Нам все еще нужно найти няню, – сказала она. – Фирма дала мне несколько недель декретного отпуска, но они мне не понадобятся, если я найду приличную няню. Желательно маленькую пожилую мексиканку с грин-картой.
Я недовольно нахмурил брови.
– Ты же понимаешь, что это звучит отвратительно и по-расистски? Особенно в присутствии твоего мужа – наполовину мексиканца.
– Какой из тебя мексиканец, Грэм? Ты не знаешь испанского языка.
– И поэтому я не могу быть мексиканцем? Понятно, спасибо, – холодно ответил я. Порой моя жена становилась мне совершенно ненавистна. И хотя мы соглашались во многих вещах, иногда слова, вылетавшие у нее изо рта, заставляли меня усомниться во всех диаграммах, которые мы когда-либо делали.
Как кто-то настолько красивый мог быть настолько уродливым?
Стук.
Стук.
Не убирая руку с живота Джейн, я почувствовал, как у меня сжимается сердце. Эти слабые удары напугали меня. Я точно знал, что не подхожу для отцовства. История моей семьи наглядно демонстрировала, что из моего рода не выходит ничего хорошего.