— Видно, вам нравится все осмеивать, иначе вы не делали бы этого так часто, — Анка была внешне спокойна, хотя внутри у нее все клокотало..
— Просто слишком часто для этого представляется повод.
— Благодарю за откровенность. Теперь, по крайней мере, я знаю, что мои поступки смешны, провинциальны, глупы и ничего, кроме насмешки, не заслуживают. И вы не упускаете случая дать мне это понять, потому что вам доставляет удовольствие огорчать меня, не правда ли? — сказала она с раздражением.
— Что ни слово, то обвинение, причем очень тяжкое, — заметил Кароль.
— Но справедливое.
— Нет, несправедливое и незаслуженно обидное.
— Незаслуженно обидное? — переспросила насмешливо Анка.
— Панна Анна! Анка! Отчего вы сердитесь на меня? Зачем отравлять себе жизнь такими пустяками? Неужели вас обижают мои невинные шутки, и вы принимаете их на свой счет? Даю вам слово, ничего подобного у меня и в мыслях не было и быть не могло! — горячо оправдывался он, искренне огорченный и задетый ее словами.
Но Анка, не дослушав и даже не взглянув на него, удалилась.
А Кароль пошел на веранду и стал жаловаться на нее отцу.
— Жить мне уже недолго осталось, и я должен сказать тебе прямо: ты обижаешь и отталкиваешь от себя Анку. Смотри, не пожалей об этом! — с горечью сказал старик.
Он упрекал Кароля за невнимание к невесте, указывал ему на тысячи повседневных мелочей, которые огорчают и оскорбляют ее.
— Антонина, спросите барышню, скоро ли мы поедем в костел? — обратился Кароль к горничной. — Экипаж давно подан. — И возмущенный упреками отца, в ожидании ответа стал прохаживаться по веранде.
— Барышня велела передать, что идет к Травинской и в костел нынче не поедет, — сообщила горничная.
Боровецкий покраснел от гнева и выбежал вон.
— Заварил кашу, теперь расхлебывай, — пробормотал вслед ему пан Адам.
Рассерженная Анка пошла к Травинской.
Нина была дома одна. Она сидела в угловой комнате перед мольбертом и рисовала пастелью чайные розы, разбросанные по красивого оттенка зеленой ткани.
— Хорошо, что ты пришла, а я как раз собиралась писать к тебе.
— Ты одна?
— Казик поехал в Варшаву и вернется только к вечеру. Рисовать мне надоело, читать не хочется, вот я и решила предложить тебе проехаться за город подышать свежим воздухом. Ты свободна?
— Абсолютно.
— А Кароль?
— Я, слава Богу, взрослая и сама могу распоряжаться собой и своим временем.
— Ах, вот как! — невольно вырвалось у Нины, но никаких вопросов она задавать не стала, тем более что слуга доложил о приходе Куровского.
Тот, узнав, что Травинского нет дома, хотел уйти.
— Останьтесь! Давайте пообедаем вместе, а потом отправимся за город. Будьте нашим опекуном и утешителем.
— Опекать готов.
— А если нам нужно, чтобы нас еще и утешали?
— Ладно, страдайте, буду вас утешать, но предупреждаю: слезам я не верю, даже если они льются потоками.
— Не верите слезам?
— Прошу прощения, женским слезам.
— За коварство одной мстите всем.
— Вот именно, месть за коварство! — весело подхватил он.
— У вас не будет для нее повода. Мы принадлежим к числу женщин, которые не плачут, не правда ли, Анка?
— Во всяком случае наших слез и страданий никто не увидит.
— Похвальная гордость! И будь на то моя воля, я всем повелел бы вести себя так.
— Никто бы вас не послушался, потому что людям доставляет удовольствие выглядеть несчастными в глазах других.
— Парадоксально, но факт! Человек — животное прежде всего эмоциональное, даже, можно сказать, сентиментальное. Новоявленный Линней отнес бы людей к классу плаксивых. Кстати, Кароль зайдет сюда?
— Не знаю, увижу ли я сегодня пана Кароля.
Куровский метнул на Анку быстрый взгляд, но лицо ее было невозмутимо-спокойно.
В конце обеда, который прошел очень весело — благодаря стараниям Куровского Анка тоже немного оживилась, — возник вопрос: куда ехать?
— Только не в Хеленов, там сегодня тьма-тьмущая народу.
— Тогда едем за город! Жаль Травинского нет, а то бы я пригласил вас к себе отужинать. У меня около дома есть сад и пруд, так что жарко не будет.
— А это далеко от Лодзи?
— Около пяти верст проселком.
— Вы, кажется, хозяйством занимаетесь?
— Я — богатый помещик: у меня сорок моргов пахотной земли! Но я предпочитаю фабричное производство, и к землепашеству у меня не лежит душа.
— Однако пан Кароль видел весной, как вы собственноручно сеяли ячмень. Значит, потянуло все-таки в поле из фабричной лаборатории?