— Но ведь тогда это будет совершенно другая история.
— Не совсем, Дуглас. «Совершенно» — это передержка. Я только ищу логическую мотивировку.
— Но ведь вся суть в том, что человек уходит в лес по причине, которую ни он сам, ни я объяснить не можем.
— В этом вся трудность. В повести это отлично, и повторяю — я в восторге от повести. Но в картине вещь делает мотивировка. Мотивировка вдыхает в нее жизнь! Мы теперь это хорошо поняли.
— А что, если вьетнамский вопрос будет разрешен? — спросил Дуглас, стараясь сохранить серьезный вид.
— Это тоже придется разузнать.
— Понятно.
— Он может быть террористом.
— Террористом?
— До того, как он ушел в лес. Для мотивировки потребуется внушительная врезка или ретроспективные кадры.
— Понятно. Американский террорист.
— Будто их нет! Поверьте, у них есть все на свете. А ваши соображения?
— Почему бы нам не выбросить ее и не начать все сначала?
— Но мне повесть очень понравилась. Я же говорил вам. И повесть, и название.
— Право собственности на них закреплено за мной.
— Тут вы меня обскакали, Дуглас. Все продумали. Правильно. Права закреплены. Сейчас предлагается очень мало стоящего материала, годного для коммерческого использования. Мне это известно. Я думаю, что ваш я мог бы продать задорого. И в хорошие руки.
— А затем явлюсь я, начисто переделаю повесть и напишу сценарий.
— Вместе с режиссером, — сказал Элфи таким тоном, будто сделка от этого становится еще заманчивей. — Будем надеяться, что с очень хорошим. И он будет все время рядом, под боком.
Дуглас набрался духу.
— Вспомните, Элфи, когда я писал для вас в последний раз сценарий, довольно давно. Со мной тогда полностью не расплатились.
— Вам остались должны?
— Да.
— Не может быть. Я всегда рассчитываюсь сразу. — Элфи скинул ноги со стола и встал с видом человека, уверенного в своей правоте, явно глубоко озабоченный. — Тут какая-то ошибка.
— Две с половиной тысячи.
— Ошибка! Совершенно точно, ошибка. Я доберусь до своих бухгалтеров. — Он грустно покачал моложавой головой. — Хороши гуси! Ничего сами не могут. Простой платеж. И сумма мизерная. Так, на орешки. Но я понимаю, вопрос принципа. — Дуглас подумал, что две с половинок тысячи позволят ему снять квартиру получше: орешки иногда бывают весьма недурны.
— Так что вы скажете? — спросил Элфи.
— Насчет денег?
— Это будет улажено через пару дней. Поверьте мне. Моя ошибка. Насчет материала?
— Я к этой повести отношусь очень ревниво.
— Разумеется. В этом ее сила. Именно в этом! Вы относитесь к ней ревниво. Это очень английская вещь. Я понимаю. Это ощущается.
Дуглас с удовольствием продолжал перебрасываться фразами с Элфи; он уже полностью овладел собой и понимал, что, хотя тот не имеет пока никаких соблазнительных предложений, в его плане покружить по Голливуду, помахивая рукописью, возможно, содержится зерно, которое со временем принесет плоды в виде реальной возможности поставить картину. Повестью может заинтересоваться какой-нибудь умный актер или режиссер. Так или иначе повесть будет напечатана своим чередом и обретет собственную жизнь. Сама по себе. Какое-то время поработать в Голливуде будет интересно, ну и деньжата, конечно, не лишнее. Можно рассчитывать прожить на них месяцев шесть, может, год. Артачиться было бы ханжеством. Можно считать, что фильм и повесть — две разные вещи. И все же, прежде чем кивнуть в знак согласия, он испытал минутную грусть. Смерть Элана Джексона, окрылив кого-то из пробивных американских актеров, принесет ему впоследствии Оскара. Сам сознавая сентиментальность своего жеста, он тем не менее сделал его.
— Мне нужно время, чтобы обдумать ваше предложение.
— Даю два дня.
— Ладно.
8
Майк понимал, что ему понадобится немало времени, чтобы осознать все значение новости, сообщенной ему Мэри. Он был рад, что остаток дня и вечер целиком заняты работой.
Майк был членом жюри, присуждавшего ежегодные премии за лучшие телевизионные передачи года по разным категориям: документальному экрану, драматическим постановкам, развлекательным программам, многосерийным фильмам, отражающим жизнь страны, а также лучшему актеру и лучшей актрисе. Его втягивали в это дело постепенно, он заинтересовывался им все больше и больше, пока наконец не понял, что увяз прочно. Просмотр отобранных программ, большинство из которых было сделано на очень высоком профессиональном уровне, доставлял ему истинное удовольствие и приводил в волнение. Именно высокое качество работы было для него, после того как он вернулся на британское телевидение, источником неожиданной радости. Просматривая фильмы и программы, на создание которых было положено столько сил и ума, и сознавая, что их же будут смотреть почти в каждом английском доме, он испытывал двойное удовольствие.