— Я же рассказываю… — недовольно сказал Джозеф.
— Мне, пожалуйста. — Дуглас пододвинул свою чашку.
— Мэри? — Но Мэри отрицательно покачала головой и принялась убирать со стола.
— Сила — это прежде всего сноровка, — сказал Лестер. — Я в Ливерпуле знавал одного парня, он на всех ужас наводил, — громадный жирный боров, жрал за семерых, огромное брюхо поверх ремня, но твердое как камень, — ну и вот, при всем том один боксер наилегчайшего веса, по имени Джонни Кэлфорд, чемпион северных графств, дал ему раз по челюсти — и размаха-то вроде никакого, а врезал, и этот детина грохнулся на землю. Точный расчет — половина успеха. — Он слегка выдвинул вперед подбородок. — Стукнул его раз, и конец!
— Когда мы держали пивную, — сказал Джозеф, — почти сразу после войны это было или нет, пожалуй, позже, да, в общем, все равно, — к нам просто косяком шли махонькие пьяные боксеры, легковесы и наилегчайший вес, из Шотландии главным образом, из Глазго. И еще вес петуха… Пари держу, что никто из вас в Англии уже не видел ни одного боксера веса петуха — во всяком случае, я надеюсь, что их нет — они в голодные времена плодятся. А я повидал их, двух-трех за один год — маленькие такие боксеришки, бледные, маленького росточка. И знаете, что, по-моему, всех их доконало? Истощение! Того не ешь, этого не ешь. Это их и погубило. Бедняги! А ведь когда-то гремели, мы всех их по имени знали, гордились, если удавалось кому из них ручку пожать; но вот поди ж ты — скатились по наклонной. Истощение! По-моему, все в этом.
— А на что был похож тот, другой парень после вашей драки? А? — спросил Дуглас Лестера — до этого он избегал встречаться с ним глазами.
— Да ведь он же с лестницы упал, — усмехнулся Джозеф. — На вокзале в Карлайле. Так ты рассказывал, Лестер? Видно, дураками нас всех считает. — Джозеф плутоватым взглядом обвел комнату, и Дуглас почувствовал внезапный прилив нежности к отцу.
Лестер плотно сжал губы и промолчал.
— Я вот подумал… — начал Гарри, пытаясь снова навести разговор на старого Джона.
— Наконец-то, браво! — сказал Дуглас и приподнял свою чашку, будто собираясь выпить за Гарри. И тут же досадливо прищелкнул языком. Дурацкая шутка, которую можно было объяснить только излишней нервозностью, заткнула Гарри рот.
— Твой главный рождественский подарок лежит на кровати в запасной спальне, — сказала Бетти, предоставляя Джону возможность выйти из-за стола и из комнаты. — Мы не стали посылать его, когда узнали, что ты сам приедешь.
— Можно пойти посмотреть? — Мальчик обратился не к Бетти, а к матери.
— Ну конечно, — быстро ответила Мэри, тут же сообразившая, что выглядит это как желание подчеркнуть, что разрешать или не разрешать что-то мальчику может только она, и покраснела, поймав встревоженный взгляд Бетти. — Ты же знаешь, бабушка всегда дарит тебе чудесные подарки.
— Но мы вовсе не хотим портить его. — Бетти отнюдь не стремилась на передний план. — Достаточно с нас того, что мы испортили Дугласа.
— Я только хотел спросить, — воспользовался паузой Гарри, — есть ли какой-нибудь план насчет… дедушки… на сегодня. Мне хотелось узнать… что решили.
— Он боится быть кому-то в тягость, — с ударением объявил Джозеф. — Такой уж он у нас независимый. Я постараюсь заглянуть к нему после полуночи. И Дуглас тоже. Последние два года мы приходили к нему в одно время, помнишь? — Это совпадение Джозеф воспринял как полновесное доказательство крепости семейных уз. — Да. Мы трое — три поколения вместе, а с маленьким Джоном — все четыре, в будущем году он тоже сможет пойти с нами, три поколения и с ними Новый год, все на цыпочках, чтобы не разбудить соседей. А собственно, почему нельзя было шуметь? Большинство соседей-то глухие. Но он был очень строг на этот счет, помнишь?
— Не помню, — сказал Дуглас. — И не знаю, приеду ли я вообще в Тэрстон на этот Новый год. Устал я. — Он посмотрел на Мэри, она никак не проявила себя. — Оба мы устали.
— Будто ты бываешь когда-нибудь не усталым,:— возразила ему мать. — И что ты сам себя изводишь? Сам себе жить не даешь, — сказала она, стараясь добраться до самой сути всех своих забот, но тут же отвернулась в сторону, не желая никому портить настроение.
— Но в «Корону»-то выпить придешь? — заискивающе спросил Джозеф. Он любил, когда Дуглас появлялся в местной пивной.
— Не знаю, право. Если мы и приедем, то, скорее всего, заглянем в Регби-клуб. Мэри пока что не настроена.
Она сдержалась и не стала протестовать против того, что он старается свалить на нее ответственность за решение, которое явно никого не обрадует. Во время последнего своего приезда они много чего много кому наобещали, и прежде всего что будут непременно на новогоднем балу в Регби-клубе. Она знала, как серьезно относится Дуглас к обещаниям подобного рода; это у него чисто нервное, думала она, потребность оправдывать доверие там, где дело касается людей из его прошлого. Обещания, данные нескольким школьным товарищам, должны быть выполнены во что бы то ни стало, пусть даже в ущерб их отношениям, как сегодня, например. Понимая, она тем не менее ничего заслуживающего уважения в этом не усматривала.