Разошлись все так же неприветливо, как и появились. Лестер пошел к себе домой, готовиться к ночному бдению в родном городе и подсчитывать протори и убытки. Гарри к себе на квартиру, которую он снял вопреки уговорам Бетти, уверявшей, что они будут «только рады», если он поселится у них. Для Гарри это было нелегкое решение, но теперь он знал твердо, что так лучше для всех. Последними, подняв суету, в которой пряталось смущение, надавав каких-то обещаний, извиняясь и плохо скрывая нетерпение, уехали Дуглас и Мэри, которая сразу же стала пристегивать ремень, не так уж необходимый для короткой поездки в их коттедж в горах. Через несколько минут за ними последовал и Джозеф, направляясь в свято чтимое им место праздничных возлияний.
Бетти так устала. Будто пять тысяч насытила, подумала она. Получилось одно беспокойство, не должно оно так быть. Нужно бы поспокойней, поприятней — ведь все же они свои, все члены одной семьи. Все более или менее обеспечены. Времена так улучшились, даже трудно поверить. Почему же такое напряжение? Может быть, думала она, водя пылесосом по ковру, в то время как Джон сидел в ванне со своим американским китом, может, она слишком многого ждала. Может, жизнь теперь именно такова. Да нет, не может быть. Конечно, нет. Неужели же люди, которых она встречала на улице или в магазинах или видела в кругу семьи, не были счастливы, не ощущали поддержки и любви своих близких? Да не может этого быть. Ведь не все же испытывают такое чувство одиночества, как она. Она надеялась, что нет, ей так хотелось найти опору жизни в семье. Хорошо бы поговорить об этом с кем-нибудь по душам.
Ну, будет! Она отогнала печальные мысли. Это только у нее такое настроение, оно пройдет, просто жизнь немного осложнилась в данный момент. Она ясно видела, что Дуглас с Мэри почему-то не в ладах. Когда у них что-то не ладилось, Дуглас всегда бывал на людях подчеркнуто вежлив с женой. Иногда она вовсе не понимала своего сына.
Она выключила пылесос и убрала его на место. Рюмки и чашки она поставит на стол позже — на тот случай, если кто-нибудь заглянет после полуночи поздравить с Новым годом. И тут она сообразила, что из ванной не доносится ни звука.
Она вошла туда. Джон сидел в воде, весь покрытый гусиной кожей, с дешевым резиновым китом в руках — кит был испорчен и не желал чиниться. Выражение лица у мальчика было такое горестное, что у нее сердце дрогнуло от жалости. Какой у него вид заброшенный! А она-то над собой разжалобилась! И как она могла так размякнуть. Мальчик поднял глаза, он сильно дрожал. Столько еще можно и нужно сделать, подумала она, берясь за дело незамедлительно.
— Я не виноват, — сказал он, — только завел его, и все.
— Я тоже не больно-то разбираюсь в этих штуках.
— Я боюсь развинчивать его в ванне, чтобы вода внутрь не попала.
— Давай его сюда. Ты сможешь повозиться с ним, когда мы будем смотреть телевизор. Дедушка найдет кого-нибудь, кто его починит.
— Ты думаешь?
— Ну конечно! — Она стояла вплотную к нему, намыливая большую желтую губку, чтобы вымыть ему спину. — У твоего дедушки полно всяких дружков. — Она поглядела на игрушку: дешевка, ему не по возрасту, рассчитана на совсем маленького ребенка; купил, не подумавши.
— Папа привез его из Америки.
— Правда? Какой он у тебя молодец! — Она с силой терла его, чтобы разогреть. — Значит, думал о тебе.
— Он в Голливуде был.
— Да ну? Это там, где живут все кинозвезды. Когда мне было столько лет, сколько тебе — нет, пожалуй, чуть побольше, — все девочки только о Голливуде и думали. Мечтали туда попасть.
— По-моему, папа хочет переехать туда. — Мальчик примолк; Бетти чувствовала, что он дрожит, но дрожит не от холода и не от того, что она трет его губкой. Она опустилась на колени рядом и обняла его за плечи. Хотя предполагалось, что в силу близкого родства она знает о своем внуке все, что только можно знать, иногда ей казалось, что она имеет дело с незнакомцем, хоть и хорошо воспитанным. Правда, не сейчас. Сейчас его печаль сблизила их.
— Если он переедет туда, — вымолвил наконец Джон дрожащим от слез голосом, — он ведь возьмет меня с собой? Ведь возьмет?
II