— И, следовательно, ты ни то, ни другое. Опять?
— Да. Как обычно. — Дуглас помолчал и вдруг надумал: — Почему бы нам не встретить Новый год здесь, не поговорить по-хорошему и не напиться потихоньку, сидя у камина в этом уютном маленьком коттедже, с которым нам придется расстаться? А? Спокойненько так. Давай? Смешно, не правда ли, что мой дед начинал свою семейную жизнь как раз в таком вот коттедже и считал, что если хуже и бывает, то редко, а теперь его так называемому процветающему внуку содержать такой же домик не под силу? Пример, быть может, не так уж удачен, но что-то в нем есть. Мы могли бы остаться — могли бы провести долгую ночь, любя друг друга, — для разнообразия, а? Набралось бы у нас достаточно желания на это? Конечно, набралось бы… Но вот, оказывается, я настроился ехать в этот шумный, людный, гремящий рок-музыкой клуб, чтобы там выкрикивать какие-то банальности в адрес незнакомых мне людей, а затем шататься по городу и лезть из кожи, чтобы, соблюдая обычай, происхождение которого не знает никто во всей округе, оказаться первым новогодним гостем. А в перспективе? Головная боль. Разочарование и, вполне вероятно, хмель! — Он допил свое виски. — Извини меня, но нам пора двигаться.
Мэри села и протянула свой стакан.
— Чуть-чуть. Потом я пойду и переоденусь. — Она усмехнулась. — Дамы здесь всегда так элегантны. Но ничего. Прежде мы оправдывались тем, что денег нет, и было нам в высшей степени наплевать. Теперь же считается, что дела наши идут хорошо, и мое нежелание принарядиться выглядит несколько странным. Довольно! — Он отставил бутылку с виски и подлил в стакан воды. — До самого верха, пожалуйста. Спасибо! Некоторые из них будут в платьях, которые стоят шестьдесят-семьдесят фунтов, а то и больше.
— Все это нервы, — сказал он. — Твое здоровье.
— Твое! — Теперь она совсем успокоилась. — Возможно, ты прав, — сказала она, завладевая разговором. — Возможно, что здесь ты мог бы вести более размеренную жизнь. Искушений было бы гораздо меньше. Тоже преимущество. А то что нас в грех вводит, как не удобный случай.
— Да будет тебе, Мэри.
— Ты постоянно говоришь о своей семье — давай, посмотри на них. Твой дед, старый Джон, — вот настоящий человек, он традиции не забывал. Джозеф раздражает тебя временами — но это потому, что он принимает твои претензии всерьез и это бередит тебе душу, — все же он создал себе какую-то жизнь и доволен ею. Ну, Гарри, конечно… и даже бедняга Лестер, пусть дела его и в полном упадке. Но ты-то ведь вообще живешь без руля и без ветрил.
— Ничего не могу возразить. — Дуглас перестал притворяться, откинул позу и говорил со всей правдивостью, на какую был способен. — Какой есть, такой есть. Извини, Мэри, но тут уж ничего не поделаешь. Тебе моя жизнь кажется полным хаосом, и мне она кажется полным хаосом, но я не собираюсь кидаться к иным образцам, ни к бывшим, ни к нынешним. Я не желаю терять связи с людьми здесь, потому что я люблю свою семью и своих друзей, а вовсе не из-за сентиментальных восторгов перед славным прошлым, перед ними как личностями. Тут моя семья и мои друзья, вот и все; и живут они в Камбрии, которую я тоже люблю, вот и все; и я хочу сохранять с ними тесные связи, потому что, хоть я и живу без руля и без ветрил, как ты справедливо заметила, здешней жизни я тоже принадлежу. Но, завидуя завсегдатаям Регби-клуба, я вовсе не хочу быть похожим на них — разве что в минуты слабости. Я восхищаюсь своим дедом и своим отцом — но у меня своя жизнь. Деду попеременно давали в руки то лопату, то кирку, то винтовку — рабочий, шахтер, солдат; скудные заработки, жизнь впроголодь, много детей — это поощрялось, — образования никакого, надежды неоправдавшиеся. Мало общего с тем, что имею я. Отец получил от жизни несколько больше, но с сильным запозданием. Его детство, как и детство его отца, было скудно, поэтому, когда его челн подхватило и понесло волной возможностей, он так никогда и не научился управлять им.