Крестьяне-феллахи испуганно отпрянули и, побросав свои палки и вилы, вскоре скрылись за холмом. Хаим глубоко вздохнул и в то же мгновение почувствовал себя совершенно обессиленным. Он неловко опустился на землю, взглянул в сторону холма и про себя твердо решил, что, если оттуда вновь покажутся несчастные феллахи, стрелять он ни за что не будет.
— Ничего не поделаешь, — как бы оправдываясь, сказал напарник Хаима. — Мы тут постреливаем в воздух, а где-то в наших людей стреляют по-настоящему… Хотя если бы они, крестьяне, не испугались и пошли на нас, могла бы и здесь пролиться кровь… Бывает. Такое время: кто кого! И вообще не первый это случай и, к сожалению, не последний…
Действительно, это был не первый земельный участок, закупленный трестом «Керен-гаисод» у арабских помещиков. Поколения феллахов арендовали эту землю, выплачивая сезонную арендную плату. Но какое дело помещику до того, что у этих людей нет другого источника существования, кроме принадлежащей ему земли? Помещику понадобились деньги, и он продал землю, а феллахи пусть отправляются на все четыре стороны…
Так оно и случилось. Уже через несколько дней многие феллахи из близлежащей деревушки покинули насиженные годами места. Узнав об этом, Арье Херсон направил на разведку в деревню группу холуцев, приказав распространить слух, будто земельный участок куплен у помещика с ведома англичан, которые-де заставляют евреев строить здесь свою колонию.
На появление холуцев, делавших вид, будто они случайно оказались в деревне, феллахи никак не реагировали. Лишь женщины при их появлении опускали на свои лица чадру да загоняли в огороженные стойбища тощих коз и овец, продолжая затем заниматься своим делом у небольших печей, сложенных в стороне от убогих хижин. Глиняные стены этих жалких домишек настолько потрескались и перекосились, что казалось, вот-вот обрушатся. В деревушке осталось не более десятка семей.
Холуцы попытались завязать беседу с мужчинами, мирно восседавшими у своих хижин. Крестьяне охотно вступали в разговор, ругали помещика, который после снятия урожая содрал с них по четыре мерки зерна вместо обычных трех, а теперь и вовсе оставил без земли… Что делать, куда податься? Хорошо тем, у кого детей мало: поднялись и ушли куда глаза глядят, а многосемейным как быть? Да еще с немощными стариками, разве далеко уйдешь? Никто их нигде не ждет. Одно лишь горе поджидает…
Холуцы предложили мужчинам табаку, феллахи оживились и принялись набивать свои трубки, примешивая к щепотке табака крохотную долю гашиша. В свою очередь, они угощали холуцев свежеиспеченными лепешками и козьим молоком. Но нового ничего не рассказали… Горе везде имеет один вкус, и они привыкли хлебать его полными ложками.
Послонявшись по опустевшей деревушке, вдоволь наболтавшись с феллахами и не обнаружив ничего тревожного, разведчики Арье Херсона убрались восвояси.
— Терпимость — признак слабости! — торжествующе произнес старший инструктор военной подготовки Арье Херсон, выслушав вернувшихся холуцев. — Это еще раз подтверждает правоту наших… — Арье Херсон осекся. Насторожились и холуцы: где-то неподалеку раздался сильный взрыв, через несколько секунд последовали еще два взрыва.
На огороженной территории было объявлено «осадное положение»: взрывы не предвещали ничего хорошего. Смеркалось. И тогда с наблюдательной вышки заметили одиноко бредущего по дороге человека.
Высланная навстречу ему вооруженная группа холуцев узнала в нем шофера одного из трех грузовиков, которые везли смонтированную электростанцию и движок. Все грузовики подорвались на минах, были обстреляны арабами и сожжены. О судьбе двух других шоферов прибывший ничего не знал.
«Вот тебе и «терпимость — признак слабости!» — подумал Хаим и горько усмехнулся.
Холуцам предстояло на следующий день отбыть в свой киббуц. Дальнейшее освоение участка под будущую колонию возлагалось на остальные две группы.
Ночь прошла, как в осажденном лагере: все были в ожидании нового нападения. Старший инструктор Арье Херсон не сомкнул глаз. При малейшем шорохе ему мерещилось, что в темноте подкрадываются арабы… И звенящая тишина казалась ему зловещей…
17
Возвратясь домой, Хаим застал Ойю в крайнем возбуждении и тревоге. И он понял причину: в киббуц вернулась Циля. Увидев ее в столовой, Ойя тотчас же, не прикасаясь к еде, убежала домой.