— Э, нет, Хаймолэ, это несерьезно… Я понимаю» ты сейчас расстроен, тебе ни до чего. Знаю по себе: бывает и у меня такое. Но и это пройдет, как все проходит в жизни… Не кончать же тебе из-за Ойи самоубийством!
— Не надо об этом! — резко прервал его Хаим. — Прошу тебя, хватит!
— А что такое я сказал, Хаймолэ! — произнес Ионас, с обидой поджав губы. — Ты, по-моему, знаешь, как я к ней относился. Кто, скажи, как не я, тогда приютил вас, забрал со «сборного пункта»? Или ты забыл, что…
Хаим оборвал Ионаса:
— Я прошу тебя, перестань! Это же ровным счетом — сначала отнять человеку голову, а потом проливать слезы по его волосам…
Но Ионас будто не понял намека Хаима.
— Я понимаю тебя. Думаешь, нет? Честное слово, понимаю. Ты опечален. Согласен. Пожалуйста. Поработай еще некоторое время в киббуце, успокойся, а я как-нибудь заеду, и мы еще поговорим…
Хаим отрицательно покачал головой.
— Не о чем нам говорить, — сказал он твердо.
— Поговорим, поговорим, — настаивал Ионас, похлопывая Хаима по плечу, и уже более жестко добавил: — Ты холуц квуца имени Иосефа Трумпельдора, и с этим, мой дорогой, не шутят… А пока, Хаймолэ, акшэм[146].
Со дня визита Ионаса в киббуц новый управляющий Арье Херсон резко изменил свое отношение к Хаиму Волдитеру. Он тут же предложил ему перейти на более легкую и чистую работу, освободил от дежурства по ночам в коровнике, разрешил отлучаться из киббуца, если у него возникнет в этом надобность… Но Хаим отклонил все эти подачки и продолжал трудиться наравне со всеми киббуцниками. Единственная просьба, с которой он обратился к Арье Херсону, состояла в том, чтобы ему разрешили в свободное время навещать могилы Ойи и сына.
— Конечно, конечно! О чем разговор, хавэр Хаим?! Ваше право, пожалуйста!
В тот же день Хаим еще попросил, чтобы ему разрешили переселиться в комнату Эзры. И единственная вещь, которую он взял с собой, была косынка Ойи. Он хранил ее так же бережно, как некогда Эзра свои большие круглые часы, так же, как Эзра, на досуге уединялся и, подолгу перебирая в руках косынку, вспоминал шаг за шагом короткую жизнь, прожитую со своей любимой.
Киббуцники с удивлением и уважением наблюдали за поведением Хаима и сочувствовали ему, однако он ни с кем из них не сближался. Впрочем, исключением был лишь киббуцник Моисей, или, как некоторые звали его, Моше. Работал он шофером на грузовике и часто вместе с Хаимом ездил в Тель-Авив или Иерусалим. Родом он был из Одессы и как истый одессит отличался общительностью и остроумием. Без устали сыпал он шутками и россказнями о событиях своей жизни. Слушая его, Хаим невольно оживлялся, отвлекался от постоянно гнетущих его мыслей, вспоминал и свой край — Бессарабию, отца. Все чаще и чаще вспоминал он и своего друга Илюшку Томова.
В Иерусалиме жила тетушка Моисея, к которой тот часто заглядывал в гости после сдачи молочных продуктов на сыроваренную фабрику.
— Масейка! — обычно по-русски говорила ему тетушка Дора, пожилая, но еще бодрая женщина. — Жаркое с картошечкой ты скушаешь здесь… И не быть мне твоей теткой, если хоть кусочек останется, ты слышишь, Масейка?! А этот сверточек возьмешь с собой. Я же знаю, что в вашем киббуце флуден[147] валяется под ногами, как мусор. Но ты все-таки сверточек возьмешь!..
И частенько Моисей, вернувшись в киббуц, в тот же вечер заходил с подарками своей тетушки к Хаиму и Эзре, за кружкой чая заводил беседу, незаметно переводи разговор со всякого рода шуток и прибауток на более серьезные темы.
— В мире столько несправедливостей, сколько в навозной куче бактерий, — говорил он. — И если мы все замкнемся в себе, будем безропотно гнуть шеи, то превратимся в навоз… А кому от этого польза? Только тем, у кого кошельки и без того набиты деньгами!..
Хаим настороженно прислушивался к таким рассуждениям шофера Моисея. В устах балагура-одессита они казались неожиданными. Хаиму было ясно, что Моисей чего-то не договаривает, но почему? Потому ли, что не уверен в нем, Хаиме, боится довериться ему, или… или провоцирует на откровенность. «Кто его знает? — размышлял Хаим. — Может, тоже из шайки этих Ионасов и Штернов?..»
Опасения Хаима были напрасны, и вскоре он убедился в этом. Заболел напарник Хаима, с которым он ездил на грузовой машине. Хаим обратился к Арье Херсону с просьбой назначить Эзру вместо заболевшего.
— О чем разговор, хавэр Хаим! — подобострастно ответил Арье. — И не цацкайся с ним! Пусть он за тебя поработает. Ничего с ним не станет! И от военной подготовки мы его освободим. Все равно никакого толку… Оружие ведь ему нельзя доверить. Чего доброго, еще начнет по дурости стрелять в своих!..