Впервые за много-много дней Хаим уснул спокойно, не ворочаясь с боку на бок от тревожных мыслей и горестных переживаний. А на следующий день произошло событие, казалось бы, незначительное, неизбежные последствия которого Хаим своевременно не учел. На обратном пути из соседнего хозяйства в киббуц заехал на несколько минут Нуци Ионас: Хаима срочно вызвали к управляющему.
— Вот и наш холуц Хаим Волдитер! — воскликнул Арье Херсон. — Прошу любить и жаловать. А я, с вашего разрешения, хавэр Ионас, пойду распоряжусь по неотложным делам…
С этими словами Арье Херсон удалился, оставив Ионаса наедине с Волдитером.
— Хазак, Хаймолэ!
— Шолом.
Ионас удивился, что Хаим не ответил ему традиционным «хазак ве-емац», но вида не подал, будто не обратил на это внимание.
— В моем распоряжении всего десять минут. Вернее, осталось уже только пять. Так как? Ты подумал о моем предложении?
— Подумал.
— И что же? Конечно, согласен вернуться на прежнюю работу?
— Нет. Не согласен, конечно!
— Та-а-ак! — зло процедил сквозь зубы Ионас. — В таком случае, холуц Волдитер, позвольте спросить, что именно вашей милости так не нравится в Экспортно-импортном бюро? Что конкретно мешает вам вернуться на высокооплачиваемую, перспективную и, подчеркиваю, почетную для каждого правоверного еврея работу?
Хаим не решался назвать причину. Он лишь пожал, как обычно, плечами и промолчал.
— Я спрашиваю, Хаим?! — переспросил Нуци. — Отвечай, пожалуйста! Мы взрослые люди и не играем в прятки!
Хаим откашлялся, глянул Ионасу в глаза и выпалил:
— Ровным счетом все мне у вас не нравится!
— А все-таки нельзя ли точнее?
— Я не желаю участвовать ни в контрабандных делах, ни в кровавых расправах… Не для этого я прошел каторжную «акшару», не для этого я сюда добирался и чуть было богу душу не отдал. Хватит с меня! И, если хочешь знать, не во мне даже дело… Не могу я улыбаться людям, которые, в сущности, погубили мою жену и моего мальчика! И вообще можно говорить о многом… Но не хочу. Ни к чему…
На мгновение Нуци Ионас опешил. Он никак не ожидал такого резкого и откровенного ответа от того самого холуца, которого считал тихоней, робким и застенчивым провинциалом. Не ожидал он, что рыжий «локш» окажется враждебно настроенным не только к тем, кто, как считал Ионас, облагодетельствовал его, но и ко всему, что делали эти благодетели.
— Вот как ты заговорил?! Так, так, холуц квуца имени Иосефа Трумпельдора Хаим бен-Исраэль Волдитер… Хорош ты, оказывается, хо-рош! Что ж! Пеняй на себя… У меня больше нет ни времени, ни желания говорить с тобой. Только учти: ты слишком много знаешь, и то, что делаешь сейчас, — предательство. Самая настоящая измена идеалам сионизма! А это так просто, как может показаться, не проходит… Запомни!
Ионас резко встал и, не прощаясь, вышел из комнаты.
Не сразу до сознания Хаима дошел угрожающий смысл последних слов Нуци Ионаса. Хаим был доволен тем, что впервые говорил с Нуци как равный с равным, что напрямик высказал ему то, что думал о делах Экспортно-импортного бюро, и о тех людях, перед которыми Ионас преклонялся, заискивал, лебезил и от которых зависел. Но когда прошло возбуждение, Хаим задумался… «Слишком много знаешь, то, что делаешь, — предательство!» — вспомнил он слова Ионаса. И вспомнил, как беспощадно расправлялся Давид Кнох, Штерн и вся их шайка с каждым, кто, проявляя непокорность, мог вольно или невольно выдать их тайны. Перед глазами предстала расправа, которую вся эта банда учинила над Майклом. «Он-то был личностью, а я кто? — Хаим пожал плечами. — Ровным счетом никто! Не случайно же Ионас сказал, что это так просто не проходит…»
Встревоженный этими мыслями, Хаим отыскал Моисея и рассказал ему о встрече с Ионасом. Моисей согласился: Ионас слов на ветер бросать не станет — это была угроза.
— Но будь уверен, — успокоил встревоженного друга Моисей. — Найдутся люди, которые сделают все возможное, чтобы помочь тебе. В чем выразится эта помощь и как она будет осуществлена, я пока не знаю. Но знаю, что тебя не оставят… Однако и ты сам тоже смотри в оба. Пусть Эзра пока не оставляет тебя одного. Со штерновцами шутки плохи!