Хаим не сразу сообразил, о чем толкует тетка Дора. Он хотел ее переспросить, но она продолжала тарахтеть, как заводная.
— Того апоэла я видать никогда в глаза не видала и знать в жизни его не знала. А он знает, что Масейка мой племянничек! Тогда я хотела спросить его, откуда он берет про все это, но он вскочил на свой велосипед и уехал!.. «Что делать?» — подумала я. Уже хотела было податься в миштору, есть там у меня один хороший негодяй — за деньги отца родного продаст, но подумала, что скорей всего не за автомобильные дела, наверное, зацапали Масейку. И раз это так, то что ж я, идиотка старая, стою?! В моем доме сидят же его корешки!..
Хаим и Эзра помогли тетушке Доре унести на чердак и закидать всяким хламом несколько туго завязанных тяжелых пачек нелегальных газет и листовок с текстом на иврите и на арабском языках. А прощаясь, старуха назвала Хаиму адрес человека, который, как она сказала, «уже сделает все, как вам надо».
— Это около греческого монастыря, — пояснила она, стряхивая пыль с фартука. — За вокзалом. Спросите улицу Живат Ханаания. На углу аптекарская лавка, а рядом булочная. Вот в том самом доме! Фамилия Гордон! Он инженер… Запомнили? А то, что заарестовали моего Масейку, они у меня еще пожалеют… Они узнают, что такое тетушка Дора с привоза! Я им устрою веселую жизнь, подождите!..
Положение, однако, оказалось намного серьезнее, чем предполагала старая одесситка. Еще накануне вечером полиция учинила обыск у Гордона и увела его с собой. Об этом Хаиму сказал старичок, у которого он спросил, в каком подъезде живет инженер Гордон.
Хаим решил вернуться к тетушке Доре, сообщить ей об аресте Гордона и попросить дать какой-нибудь другой адрес. Но едва он и Эзра свернули с улицы Малахни, как увидели у подъезда знакомого домика машину с крытым кузовом, полицейские бросали в нее те самые пачки газет и листовок, которые Хаим с тетей Дорой еще утром так старательно прятали на чердаке. Хаим и Эзра притаились в подъезде углового дома. У них не было сомнений в том, что в доме старухи идет обыск и что оба они чудом избежали ареста. Вскоре полицейские вывели на улицу тетушку Дору. Она что-то кричала, отталкивала от себя полицейских, обращалась за сочувствием к соседям, с любопытством столпившимся вокруг машины. Полицейские еще не успели водворить тетушку Дору в машину, как к ее дому подъехал легковой автомобиль. Хаим сразу узнал машину Соломонзона. Из нее вышли Нуци Ионас и Херсон… «Значит, — догадался Хаим, — в киббуц еще с вечера сообщили об аресте Моисея…»
Надо было скорее уходить из Букхарианского квартала. Но куда? Хаим не сомневался, что Ионас и Херсон ищут его и Эзру, что, не найдя их у тетушки Доры, они прибегнут к услугам полиции. Где найти место, чтобы надежно укрыться от преследователей до утра следующего дня?
Эзра, высокий и неуклюжий, плелся за щуплым и ссутулившимся Хаимом, как верблюд в пустыне за тощим осликом. Шарахаясь от всего, что казалось подозрительным, они в течение нескольких часов блуждали по раскаленным от солнца и пыльным улицам окраины, не раз опрометью бросались в первый попавшийся двор или, затаив дыхание, проходили мимо постовых полицейских.
Лишь к исходу дня, очутившись неподалеку от монастыря Нотр-Дам де Франс, Хаим вспомнил монаха из Измаила, с которым познакомился в столовке, вспомнил, как этот человек приветливо разговаривал с ним, узнав, что и он, Хаим, из Бессарабии, и пригласил при случае заглянуть к нему в гости в подворье русской церкви.
Хаим ускорил шаг, и вскоре они уже прошли Яффские врата старого города, миновали латинскую патриархию, вышли к храму Воскресения, где, как полагал Хаим, и должно было находиться подворье русской церкви. Но он ошибся. Спросив одного, другого прохожего, Хаим наконец выяснил, что им надо вернуться к высоким каменным вратам древнего Иерусалима, пройти немного по Яффской дороге и потом свернуть к местечку Миграш Хаарусим.
Едва доплелись они до русских построек, но и здесь, среди множества церковных и мирских учреждений, им довелось поблуждать от собора к монашеским строениям, потом к «Казенному» дому, к школе и к мастерским, пока наконец один из монахов на вопрос Хаима — не знает ли он монаха из города Измаила, не догадался, что тот, кого они ищут, есть не кто иной, как иеромонах Викентий Измаильский.
— Он! — Хаим обрадовался, услышав знакомое, но забытое имя. — Ну да, Викентий Измаильский!
Монах довел пришельцев до мужского флигеля и сам вызвался сообщить иеромонаху, что к нему пожаловали гости. Хаим тотчас узнал Викентия Измаильского. Когда тот — в светлом парусиновом облачении, на голове его по-прежнему был темно-зеленый бархатный колпак — показался на крыльце, Хаим напомнил об их беседе в столовке. Иеромонах просиял: