Но Циля тут же прикрикнула на сестру:
— Когда человек приходит с улицы и хочет кушать, ему подают обед, а не занимают разговорами. На окно я поставила запеканку. В кухне на столе покрытая тарелкой бабка из лапши, принеси-ка тоже… Человек не кушал бог знает с каких пор!
Циля суетилась, часто выходила в прихожую и о чем-то шепталась с сестрой. Все это испортило Хаиму настроение, насторожило. Не прикоснувшись к еде, он поблагодарил и вышел. К его удивлению, Циля не настаивала, как обычно, чтобы он остался.
Во дворе его поджидала Ойя. Он улыбнулся девушке, объяснил, что очень устал за день и хочет отдохнуть. Ойя проводила его до флигеля.
Хаим прилег на постель не раздеваясь, стал думать о том, как его встретят на обетованной земле друзья из «квуца́»[23], вместе с которыми он проходил стажировку, как начнет работать, накопит деньги и вызовет оставшихся в Болграде отца и сестренку. А Ойя? Что будет с Ойей? Он же не сможет расстаться с ней. Она дорога ему, как дороги отец и сестра. Нет, без нее он жить не сможет… Завтра он скажет ей об этом. И они уедут вместе.
Проснулся Хаим от сильного шума. Взревев мотором, во двор въехала машина. Послышались шаги, хлопнула дверца автомобиля, потом шуршание шин отъехавшей машины. Хаим поднялся, выглянул во двор и с изумлением заметил, что все окна в доме раввина освещены. «Поздно, а они почему-то не спят, — подумал он. — Не случилась ли беда?»
Тревога охватила парня, и он побежал к дому. Заглянув в окно столовой, Хаим увидел, как, стоя посредине комнаты, Циля зло топала ногами на горько плачущую горбатую сестру. Увидев его, обе девушки испуганно замолчали. Хаиму было неловко.
— Извините, — сказал он. — Увидел свет, подумал, не случилось ли чего…
Лэйя, сдерживая рыдания, проговорила:
— Случилось с Ойей… — И выбежала из комнаты.
— Гречанка исчезла, — сквозь зубы процедила Циля.
— Как исчезла? — вскрикнул Хаим и, не дожидаясь ответа, бросился к сараю, заглянул на кухню, во флигель, на улицу. Всюду — ни души. Он прислушался. Со стороны порта долетел шум мотора: машина одолевала крутой подъем. Вскоре из-за угла улицы широкий луч света прорезал темноту. Хлопнула дверца, из автомобиля вышел человек и, пройдя немного, остановился, освещенный ярким светом фар. Хаим с удивлением узнал в нем раввина. «Вот это да! — подумал он. — В субботнюю ночь реббе на машине? Ничего себе…»
Обеспокоенный Хаим поспешил к дому. В столовой, несмотря на позднее время, Циля спокойно вышивала толстыми цветными нитками подушечку. Быстро взглянув на него, она тут же молча склонила голову над вышивкой.
— Да будет благословенной суббота! — произнес традиционную фразу Бен-Цион Хагера, входя в комнату.
Хаим сдержанно ответил на приветствие. Помогая раввину снять верхнюю одежду, он почувствовал, как что-то тяжелое ударило его по колену: из-под откинувшейся полы капота раввина Хаим увидел свисавший на ремне автоматический пистолет, какие доводилось ему видеть лишь в кинофильмах. Он прикинулся, будто ничего не заметил, и, держа одежду раввина на весу, направился к вешалке.
Бен-Цион Хагера прошел в свою комнату. За ним последовала и Циля. Вскоре раввин вернулся в столовую и огорченно спросил:
— Цилечка мне сказала, что сбежала Ойя. Это правда?
Хаим промолчал. Он не понимал, что происходило. Может, перед ним был не раввин, а главарь какой-нибудь шайки бандитов?
— Плохо! — сочувственно продолжал раввин, глядя в упор на Хаима. — Но потеря невелика… Найдется. Не первый случай. Однажды перед пасхой она тоже сбежала. Искали целую неделю, не нашли, вдруг сама заявилась. И, знаете, где эта идиотка скрывалась? В сарае, рядом с флигелем! Находит на нее иногда…
Сердце твердило Хаиму, что, хотя раввин возводит напраслину на девушку, обижаться на него он, Хаим, не имел права. Реббе был человеком, который приютил его, безвестного холуца, выручил из беды, помог на чужбине. И потому Хаим лишь робко заметил, что пропавшего человека следовало бы поискать, курицу и ту ищут. А тут пропала девушка. Может, с ней случилось несчастье? Тогда что?
Бен-Цион Хагера холодно бросил:
— Нечего шум поднимать. Тоже мне добро! Найдется!..
Расстроенный Хаим ушел к себе во флигель. Было не до сна. На ум приходили страшные предположения. Обессиленный, он задремал лишь под утро, и почти тут же его разбудили: ему показалось, что его тормошит Ойя. Хаим открыл глаза: перед ним стояла Циля. Она сухо передала приглашение отца зайти к ним в дом.
В столовой раввин, облаченный в капот, встретил его улыбкой.
— Бог помог, вы выздоровели, а сегодня у нас суббота! Все евреи в этот день должны идти в синагогу молиться… Вы сейчас пойдете со мной… Покройте себе голову и возьмите сиддур[24]. Вот этот, со стола. Теперь он будет ваш…