Две лестницы, которые вели в трюм, при появлении малиновых беретов тотчас же были сбиты холуцами. С эсминцев принесли сборные лестницы, но как только англичане попытались спуститься по ним в трюм, в них полетели кружки, стаканы, банки и все, что попадало под руку холуцам.
Матросы отступили. Однако вскоре они перекинули с эсминцев шланги. Мощная струя воды сбивала с ног сопротивлявшихся, но они все же сумели овладеть сборными лестницами и спустить их в трюм…
Рассвирепев, командование эсминцев пустило в ход гранаты со слезоточивым газом. Сопротивление было сломлено. Избитых, в разодранной мокрой одежде, с воспаленными от слезоточивых бомб глазами холуцев выпроводили из трюма. Под усиленной охраной матросов туда спустилась группа британских офицеров. Подстрекаемые штабом, переодетые холуцы, затерявшись в толпе пассажиров, сопровождали офицеров оскорбительными выкриками, угрозами, плевками.
Но вот из трюма на палубу, где все еще возносилась молитва богу, матросы выволокли обычную продолговатую, лимонообразную бочку, на дощатых донышках которой жирными маркировочными буквами было написано «Цемент», а на клепках — название фирмы, вес брутто и нетто, год выпуска — 1939. На виду у богомольцев, проклинавших англичан за то, что из-за какого-то контрабандного цемента они довели дело до кровавого инцидента, матросы в малиновых беретах сбили с бочки металлические обручи. Богомольцы в «талесах», с молитвенниками в руках замерли от неожиданности. Из бочки вывалились пулеметные стволы, кожухи, ложи, патронные кассеты, затворы… На них стояло клеймо чехословацких заводов Шкода.
— Чехословацкие? Как это возможно? Ведь там хозяйничают нацисты? — спросил один из богомольцев. — Что-то не верится…
— Не верится? — отозвался другой. — Вы что, родом из Порт-Саида?! Наивный какой, а?
— А что? Почему вы меня оскорбляете?
— Потому что не нужно быть слишком умным, чтобы понять, что Англия воюет с Германией, а Германия заинтересована, чтобы Англии было кисло… Трудно понять, скажите, пожалуйста!
— Порт-Саид или шморт-саид, умный или шумный, кисло или шмисло, — возбужденно заговорил оказавшийся среди богомольцев ювелир в клетчатом пиджаке с золотой цепочкой в отвороте. — Поди, знай, с кем едешь, что за пароход и чем занимаются эти холуцики-шмолуцики… И спрашивается, кто они? Откуда у этих сморкачей пулеметы-шмулеметы в такое суматошное время?
Весть о том, что в бочках из-под цемента обнаружено оружие чехословацкого производства, которое, видимо, было захвачено Гитлером, а теперь, по всей вероятности, получено сионистами для борьбы с англичанами и арабами, разнеслась по всему судну. Люди ругали и Гитлера и англичан, поносили холуцев, проклинали и пароход, и его капитана, и тот день и час, когда они согласились ехать.
Матросы обыскивали пассажиров, рылись в их чемоданах и тюках, искали оружие, изымали острые предметы, начиная с кухонных и перочинных ножей и кончая лезвиями для бритвы. К полудню «трансатлантик» был взят на буксир. Прекратилась подача питьевой воды, остановилась работа на кухне, закрылись ресторан, буфеты и бар… К исходу дня от жажды среди пассажиров начались обмороки. Верующие усердно молились.
Когда стемнело, вдали стали отчетливо видны мелькавшие огоньки.
— Хайфа!
— Эрец-Исраэль!
— Земля предков!..
— Конец страданиям!
До пристани оставалось не более полмили, как вдруг просигналили с буксировавшего эсминца, и на пароходе загремели тяжелые цепи якорей. Пассажирам объявили, что до наступления утра высадки не будет…
Сообщение взбудоражило людей. Вновь начались всяческие толки, поползли слухи. Вновь стали поносить и холуцев, и англичан. Матросы терпеливо слушали, отмалчивались или виновато твердили, что приказ есть приказ и не от них он исходит, а приутихшие холуцы делали вид, будто не они «заварили кашу».
Вторая ночь, проведенная пассажирами на лишенном освещения судне, была еще мучительнее. Людей терзали невыносимая жажда, голод и все усиливающееся тошнотворное зловонье. Подача морской воды была отключена, все машины на судне бездействовали.
Ночью Доди перенесли в музыкальный салон. Здесь находились трупы убитого холуца и его напарника, скончавшегося от ран. Мальчика положили с ними рядом на полу и также накрыли черным полотном с вышитой на скорую руку белой шестиугольной звездой. У изголовья сына, возле двух коптящих свечей, воткнутых в грубо смастеренный из жестяной банки подсвечник, опустилась на пол в полуобморочном состоянии несчастная мать. Второго сына она все время держала на руках.